— я в караульной роте служил. В Тикси. Крайний Север. В/ч № 30223.83-84-й годы. Через день в караулы ходили.

Он оживился:

— А моя сестра двоюродная двенадцать лет жила в Тикси. Радисткой в аэропорту работала.

Я поднял брови:

— А у меня там были гражданские знакомые — семья из Воскресенска — Оля и Валера...

Он вообще обрадовался:

— Так это они и есть. Ольга — сестра. Хочешь, — сейчас ей позвоню?

...

С Ольгой проговорили с полчаса, наверное...

История нашего знакомства тоже из серии "Мир тесен".

Моя мама на почте отправляла мне посылку в Тикси.

Рядом женщина отправляет посылку тоже в Тикси. Это была Олина мама.

Понятно, что они разговорились и сразу подружились.

Мама в письме сообщила мне номер домашнего телефона Оли и Валеры. Сказала — звони, они о тебе знают.

Несколько раз приходил к ним в гости. Не приходил — забегал. Там у нас не было увольнений. Это, получается, были самоволки. Что-то даже не помню — как оправдывал своё отсутствие в казарме. Может в библиотеку отпрашивался... Ольга угощала домашними вкусняшками.

Когда они приезжали в Воскресенск в длительный свой северный отпуск — их дочка приходила к нам заниматься на пианино.

Ещё помню случай. Сменились мы в дальнем карауле. Лезем в кузов Урала — в полк ехать. И я вижу под скамейкой метрового осетра. Спросил у водителя. Оказалось — он днем возил солдат работать на рыбзавод. И, значит, кто-то из них подхватил этого осетра, и оставил в кузове.

Я этого осетра забрал, и в полку недалеко от казармы спрятал в сугробе.

Потому что через пару дней Оля с Валерой летели в отпуск.

Улучил время, позвонил им — отнес рыбину.

Мама потом рассказывала, что сварила из своей доли рыбный суп: "Такой был жирный — есть невозможно! "

А теперь с Ольгой разговариваем по телефону — она этого осетра не помнит. Я спросил — как довезли-то? Там самолетом часов 10, что ли. Она говорит:

— Так мы же не первый раз мороженую рыбу оттуда возили. Оборачивали фольгой, ещё чем — методика была отработана.

Сказал ей, что много помню об армии. Но, вот как бывал у них в гостях — вообще не сохранилось в памяти. Знаю, что приходил к ним. А как и что...

Её ответ:

— Ты, когда первый раз к нам пришел... Снял шинель в прихожей, повесил на вешалку, разулся, и босиком прошел в комнату... Я была в шоке! На улице минус сорок — мальчик босый!

Я её перебил:

— Оля! Так я же портянок стеснялся! У нас было по две портянки на ногу — байковая и суконная. Так в гражданском же дому неловко как-то портянками размахивать... Тем более, что меняли нам их раз в неделю. Вот я и разулся так, чтобы они в сапогах остались... Постой-постой! Так ты поэтому мне потом шерстяные носки подарила?

...

Короче, — послезавтра у моей мамы день рождения... Ольга приедет.

Гора с горой не сходятся, а человек с человеком — обязательно встретятся!

1944 года овладели островом.

Йокои, как и все солдаты, принял воинскую присягу в которой было сказано, что солдат императорской армии не имеет права сдаваться на милость победителю и должен сражаться до смерти. Это требовал император, это изо дня в день твердили офицеры и он верил им как и тысячи японских солдат.

Когда американцы захватили остров он не сдался и, следуя присяге, вместе с десятком выживших солдат, ушел в самую дикую и неприступную часть острова, где они обнаружили удобную пещеру и обосновались в ней. Спрятав в пещере оружие они стали дожидаться возвращения японской армии.

Шли годы, армия не возвращалась, постепенно умирали друзья Йокои. Вскоре их осталось трое, да ещё случилась беда — жуткий ураган обрушился на остров, сметая все плодовые деревья. Пищи осталось лишь на одного, пришлось бросить жребий. Соити выйграл, а остальным пришлось перебраться в другую пещеру. В течении нескольких дней они умерли, отравившись ядовитым плодом федериковой пальмы.

Йокои остался совсем один. За восемь лет он не обмолвился словом ни с одним человеком. Иногда он видел островитян, но тщательно прятался от них, так как их было много, а японскому солдату нельзя сдаваться в плен ни при каких условиях. Сети и капканы, сделанные из подручных средств, обеспечивали его пищей. Одежда истлела и Соити пришлось делать ее из подручных средств — пальмовых листьев и коры, благо до войны он был портным. Но ему на это было наплевать, лишь оружие бережно хранилось и смазывалось все эти годы, ведь в любой момент на остров могли вернуться японские офицеры и приказать ему идти в бой. Долгие годы он жил в джунглях избегая малейшего контакта с местным населением и лишь в 1972 году его схватили два местных парня когда он ловил рыбу в реке. Этого странного старика в странной одежде они отвели в свою деревню. Йокои сгорал от стыда — шутка ли его, японского солдата, присягнувшего императору, что он никогда не сдастся, взяли в плен какие-то крестьяне. Он знал, что его ждет, но ничего не мог поделать. Офицеры не раз и не два ему твердили, что в случае поимки его сначала будут долго пытать, а потом казнят. Так что он морально уже был готов к смерти, склонил голову, сложил вместе ладони и медленно брел на казнь.

Однако рыбаки отвели его не к палачу, а в полицию откуда его отправили в больницу. Поняв, что его не убьют он прежде чем отправиться в больницу вместе с одним из рыбаков отправился обратно в пещеру, где выкопал останки товарищей и сложил их в небольшой мешок с который не выпускал из рук даже на аэродроме. В больницу ему все таки лечь пришлось, на обследование. Однако он оказался совершенно здоров, несмотря на худобу. Уже на следующий день его навестил японский консул, которому пришлось отвечать на множественные вопросы Соити, которые у него скопились за двадцать восемь лет. Прежде всего он узнал, что война уже давно закончилась, Япония проиграла, а от новости, что Япония и США ныне союзники и партнеры у него вообще голова пошла кругом. Лишь узнав, что Рузвельт давно умер, он впервые улыбнулся. Японское правительство послало за своим забытым солдатом гигантский авиалайнер. В аэропорту его как героя встречали десятки тысяч людей. Император, верность которому он сохранял все эти годы, даже отправил ему приветственную телеграмму, а военное ведомство выплатило жалование за двадцать восемь лет.

Удивительно, насколько можно промыть человеку мозги.

DI HALT

д. Сержанты народ особый (хотя про дедовщину тогда и слыхом не слыхали). Утром подъём! и пока горит спичка курсанты должны подняться, одеться и встать в строй! Если не успели — повторить! И так далее... Чтобы достичь максимальных результатов, сержант мог погасить спичку раньше. Вот такой хронометр! Курсанты свирепели, но смирялись. Однако, наконец, решили это дело прекратить. Пока спичка горела, все 70 курсантов неслись на выход, одеваясь на ходу. Сержант в это время стоял в одном из проходов между двухэтажными койками и ждал. Курсанты назначили самого здорового (Иван с Донбасса) на роль вышибалы. Он должен был "нечаянно" вытолкнуть сержанта из прохода на путь летящих в строй курсантов. Далее по сбитому с ног мучителю промчалось 70 пар сапог (было что припомнить). Группа построилась на улице около казармы — сержанта нет! Стоят, строй не покидают. В итоге сержант оказался в санчасти. Не убили, но мало не показалось. На следующий день полковник (начальник учебки) построил всех курсантов и долго объяснял, что надо выполнять и перевыполнять, но не до такой же степени. Все остальные курсанты школы благодарили нас за солдатскую смекалку. Сержантский состав принял к сведению. И дальше стало лучше.

контракты с крупнейшими птицефабриками. Однако затем профессор и фирма исчезли. Полицейские нашли только одну курицу, у которой на шее болталась табличка с надписью: "Мы одесские селекционеры вывели еще курицу — без головы и костей"...

Седым профессором Багировым на самом деле был 17-летний одессит Осип Шор. После этой аферы он предложил местному раввину Берштейну продавать места в раю. На стене синагоги даже повесили схему рая с прейскурантом. На взносы желающих раввин отреставрировал синагогу и собственный дом...

Особого внимания заслуживает 10-ти месячное путешествие Осипа из Петербурга в Одессу без гроша в кармане. Чтобы заработать он выдавал себя за гроссмейстера, художника, пожарного. Кроме того, Осип женился на тучной даме, которая держала лавку. Так и перезимовал... Отдельный этап жизни Шора работа в одесском уголовном розыске. Там он стал ведущим оперуполномоченным по борьбе с бандитизмом и противостоял группировке самого Мишки Япончика.

Через какое-то время Осип переехал в Москву и там поведал о своей жизни писателю Валентину Катаеву. Тот и предложил малоизвестным журналистам Ильфу и Петрову написать о Шоре книгу. Вот так и родился Остап Бендер...

по старому доброму принципу: "Вы, дорогие товарищи, сд@хнете сегодня, а мы, ваше любимое Советское правительство – завтра".

Одним таким тихим зимним вечерком, мой друг Валера сидел дома и утешал свою беременную жену и плачущую тещу. Но они никак не успокаивались и неудивительно, уж очень хороший был повод для рыданий…

Продали на днях дом в деревне, чтобы наконец переехать в квартиру побольше и вот на тебе, благодаря партии и правительству — сиди и рыдай.

По профессии Валера был лучшим в округе жестянщиком, он мог выпрямить любую машину, даже завязанную на бантик, поэтому от клиентов отбоя у него не было.

Однажды к Валере в сервис приехал его сосед сверху – барыга по кличке Жаба.

Жаба был мужиком наглым, жадным и беспринципным и я думаю, что если бы он даже не был как две капли болотной жижи похож на жабу, у него все равно была бы кличка – Жаба.

Жабья девятка в трудную минуту поддержала фонарный столб и пребывала в очень плачевном состоянии.

Ради соседа Валера раздвинул очередь и по деньгам опустился ниже нижнего предела. Провозился неделю, но счастливый Жаба, вместо денег за работу, расплатился ворованной магнитолой, да еще и подчеркнул:

— Цени, сосед, от сердца отрываю, если будешь ее продавать, меньше пятисот рублей, даже не думай.

— Жаба, может ты сам, как-нибудь ее продашь, а мне, мои триста заплатишь?

Но Жаба продемонстрировал карманы, в которых денег было только на пять литров бензина, и уехал.

Позже, валера ту магнитолу, с трудом пристроил за полторы сотни и на будущее зарекся связываться с Жабой.

А Жаба, как ни в чем не бывало, здоровался при встрече и всякий раз пытался еще что-нибудь пристроить:

— Сосед, есть новый видик, с паспортом. Бери, как для тебя, за десять штук отдам.

— Спасибо, Жаба, но на видик я еще не заработал, да и к тому же, в комиссионке можно взять за восемь.

— В "комисе" можно на "фуфло" нарваться, а у меня видик просто ляля. Продал бы дороже, но тебе по-соседски — за десятку…

Но перенесемся опять в тот зимний вечерок, когда Валера утешал свою убитую горем семью.

В тот самый вечер, Жаба отмечал день рождения и со своими гостями вовсю отплясывал на потолке у Валеры.

В час ночи — сходили, попросили вести себя потише, ведь завтра на работу, да и без их топанья, настроение, хоть в петлю лезь.

Но Жаба только отшутился.

В три — опять поднялись, Жаба послал уже открытым текстом и обещал в следующий раз спустить с лестницы.

В четыре – плюнули и решили — больше не ходить.

Но в начале шестого, Валера, который так и не ложился, вдруг резко засобирался и опять отправился к Жабе.

День рождения уже выдохся, умолк и разъехался, а именинник мирно спал со своей женой.

Звонить пришлось минут двадцать, пока, наконец, сонный и перепуганный Жаба открыл и сказал:

— Сосед, тебе что, харю набить? Я думал, что менты ломятся. Ты чего приперся? До сих пор музыка мерещится?

— Извини, Жаба, я по делу.

— В смысле?

— Помнишь, ты мне видик предлагал? Ну, так давай, я покупаю.

— Отлично, только давай попозже зайди, а то мы еще спим.

— Позже никак не могу, к тому же жена может передумать.

— Ладно, вытирай ноги и проходи, только потише, а то мою разбудишь.

Жаба поставил на кухонный стол видик, а Валера принялся отсчитывать толстую кипу денег.

Жаба тоже пересчитал, повеселел и даже извинился за вчерашнее.

На прощание ударили по рукам и Валера вдруг придержал Жабью лапку:

— Классный у тебя перстень. Это настоящие камни сверху, или стекло?

— Конечно – брюлики. "гайка чековая"

— Продаешь?

— Ну, не знаю, как для тебя, за "полторушку" отдам

— Снимай.

Валера надел перстень, отсчитал полторы тысячи и сказал:

— Жаба, а у тебя есть еще что-нибудь красивое, золотое и тяжелое?

Жаба окончательно проснулся и побежал будить жену.

Через минуту на кухонной клеенке уже лежала горочка цепочек и обручальных колец, а сонная Жабья жена неловко снимала с себя большие круглые сережки.

Взвесили, поторговались немного, да и сошлись в цене.

У самого порога Валера присмотрелся к жабьему спортивному костюму и спросил:

— Костюм продашь?

— Да ты что? Это же посылочный вариант, родной "бундесовый адик" я сам его только два дня ношу.

— Восемьсот.

— Сосед, ты что, инкассатора убил? Ну ладно, за восемьсот забирай, сейчас пакет от него принесу.

Пока пересчитывали деньги, стукнуло шесть утра и в радиоточке заиграл гимн.

Валера неожиданно кинулся к приемнику и выдернул его из розетки.

Жаба удивился такой прыти гостя и спросил:

— Ты че?

— Деньги требуют тишины.

— Ну, так-то да…

На том они и распрощались весьма довольные друг другом.

В тот же день, бордовый от бешенства Жаба примчался со своими дружками в автосервис и пообещал переломать соседу руки, если он тут же не вернет все купленные утром вещи. Но по счастью, свидетелем этой сцены оказался один непростой дядечка — Валерин постоянный клиент на Мерседесе. Он вылез из машины, подошел, представился и объяснил Жабе, что его барыжье дело — скупать у братвы ворованные вещи и продавать их кому угодно и за сколько угодно, а если он бухал и не знал, что ночью в стране отменили старые сотни и полтинники, то это его личная трудность.

На прощание дядечка пожал руки обоим спорщикам и обращаясь к Жабе, с улыбкой добавил:

— Кстати, по поводу переломанных рук: если у хорошего жестянщика будут переломаны руки, то это никуда не годится, а вот если у барыги будет сломан хребет, то этого никто даже и не заметит, поверь моему опыту…

P. S.

Месяца через два, в аккурат перед родами жены, Валере все же удалось перевезти свою семью в квартиру побольше…