Смешные истории

интуиция. И вот кошке пришло время рожать и начала она это дело ночью у моей спящей матери между ног, ну в общем родила котят и решила, что на этом её роль закончена, перетаскала из коробки куда её перенесли всех котят под одеяло к моим родителям, а сама ушла нежиться под настольную лампу в эту самую коробку. Но родители проснувшись от писка, чтоб не раздавить перенесли коробку в кухню, через некоторое время отец пошёл попить водички и заглянув в коробку обнаружил там только кайфющую новоиспечённую мамашу, искали не долго, обнаружили у меня под одеялом весь выводок, причём моему детскому сну они совершенно не мешали. Перенесли котят обратно на кухню к их матери-кукушке, дверь в мою комнату закрыли и со спокойной совестью пошли спать. Утром моя мама опять не обнаружила котят на месте, их нашли между хвостом и задними лапами в "штанах" у пса, неизвестно сколько времени они там были, но пёс пока котят от него не забрали даже не шелохнулся, полулежал как статуя в неудобной позе. И пока котят не отдали, перед уходом на прогулку он каждого котенка облизывал, выбегал на улицу, быстро справлял свои нужды и сразу к подъезду, хотя обычно очень неохотно шёл домой, а придя первым делом отыскивал по всем углам всех котят и как бы считая в каждого тыкался носом. Если ползая по нему кто-то из котят засыпал, лежал не шелохнувшись пока не проснётся или не заберут. Когда забрали первого котёнка, кошка немного поискала, помявкала и успокоилась, собак же бегал по всей квартире, заглядывал в каждый угол, всех нас тащил за штанину к котятам, всем видом показывая: Вы что, не видите, что ребёнок пропал? И после всех остальных окотов он показывал себя примерным папашей. Поэтому фраза "как кошка с собакой" для меня имеет противоположный общепринятому смысл.

и по тому курсу доллара стоило бешеных денег, сегодня мне пришлось бы выложить за него три своих зарплаты.

Жена протестовала, но должно же было хоть что-то в этой квартире напоминать о том, что помимо женщины и кота здесь живет двадцатидевятилетний мужчина. И кресло с красной обивкой, больше походившее на декорацию — ну, на крайний случай, на театральное сиденье — заняло почетное место в нашей спальне, которая к этому предмету интерьера никак не подходила.

Когда на нем стала появляться кошачья шерсть, я впадал в ярость — ну почему, скажите мне, этот кот не может найти себе другое место? Почему он, имея в распоряжении собственную лежанку, а также нашу двуспальную кровать, диван в гостиной, софу в коридоре, кучу грязного белья, раковину, стиральную машинку и все нижние полки в шкафах, посягает на мой единственный островок уединения?

Чтобы показать Фендюлию, кто в доме хозяин, мне пришлось прибегнуть к довольно жестким мерам: я стал запирать дверь в спальню.

Феня протестовал громко, надрывно и заунывно. Жена сдалась на третью ночь и, открыв дверь усатому террористу, прошипела: "Тебе что, жалко что ли?".

Я потом повторил эти слова, когда она, опаздывая на работу, счищала серую шерсть со своего черного пальто. Всю ту ночь Фендюлий с наслаждением, я бы даже сказал, с крайним упоением, храпел на моем кресле. А я строил план мести. А заодно думал, как приучить кота к дисциплине. По совету подруги я купил пульверизатор и стрелял в кота каждый раз, когда он намеревался учинить очередную пакость.

Например, поточить когти об обои или улечься на мое кресло. Вот только снайпер из меня был примерно такой же как пловец. Однажды в детстве я увидел, как мужчина прыгнул в бассейн с пятиметровой тумбы. Вдохновленный примером, я, шестилетний тощий мальчик, забрался вслед за ним и нырнул в самую глубокую часть бассейна. Откачали меня быстро, но страх воды так и не отпустил, так что плавать я умею двумя стилями — с кругом и "топориком". В общем, я попадал пульверизатором в стены, мебель, включая мое кресло, в телевизор и — о, ужас — в жену.

Естественно, после этого на подобном методе воспитания было поставлено табу. Второй способ призвать кота к порядку мне подсказал коллега на работе. Заключался он в том, что за каждый хороший поступок кот должен получать лакомство.

Все, казалось, до безобразия просто, однако Феня принимать из рук злодея, поливающего его водой, какую бы то ни было еду попросту отказался, а жена помогать не спешила. Единственное, что она мне сказала: "Не занимайся ерундой". А кот, которого она в этот момент держала на руках, смотрел на меня своими желтыми глазищами и, честное слово, нахально ухмылялся.

Словом, все мои усилия, направленные на то, чтобы хоть как-то показать свой авторитет и заставить Феню подчиняться, или, на худой конец, просто не орать по ночам, провалились.

Он жил, как барин: спал, где хотел (даже на кухонном уголке, правда, стоит отдать должное, никогда еду не воровал), ел, когда хотел, и орал, когда хотел.

Фене было шестнадцать лет. Когда мы забрали его от прежних хозяев, у которых внезапно открылась аллергия на шерсть, серому коту без породы и племени было около пяти годов от роду.

По степени наглости — все пятнадцать по человеческим меркам. Он походил на беспокойного подростка, которому то нужно было слишком много внимания, то он, напротив, демонстративно прятался под ванну и всем своим видом показывал, как он нас ненавидит.

Я долго не мог привыкнуть к его существованию. Присутствие этой бестии в доме меня, признаться, раздражало. Особенно в те моменты, когда он приходил по утрам, часов, эдак, в шесть, залезал ко мне на кровать и начинал бить меня лапой по лицу. Так этот негодяй требовал наполнить ему опустевшую за ночь миску.

Я не раз выносил его в коробке из дома, оставлял в парке на лавочке, но каждый раз, когда жена возвращалась домой, Феня вальяжно заходил вслед за ней. И смотрел на меня гордым уничижительным взглядом...

Сейчас спустя десять лет я был готов пожертвовать сотней кресел и километрами обоев, чтобы снова увидеть этот нахальный прищур.

Каждый раз, когда Феня поворачивал голову в мою сторону, у меня сердце сжималось, а в памяти всплывала картина из далекого прошлого.

Полина тогда уехала в командировку, а я с этим усатым демоном остался дома. Первые дня три я развлекался как мог: предаваясь праздному веселью и впадая в крайнюю степень подросткового безрассудства, я питался фаст-фудом, пил пиво прямо из горла и играл в дурацкий шутер до полуночи.

Про кота я вспоминал только когда к запаху пиццы примешивались ароматы не столь приятные. На четвертый день я не смог встать утром. Меня скосила температура. Я лежал в кровати, чувствуя, что еще немного, и я ее спалю. На градуснике было около сорока, голова болела даже от дневного света, а от любого движения все тело ломило.

Так плохо мне не было никогда в жизни. Я правда думал, что умираю, представлял, как Полина приедет, обнаружит мой труп и зарыдает, бросившись мне на грудь.

Так жалко себя стало, что у самого из глаз потекли слезы. Я лежал в темноте и плакал, как мальчишка, от боли, страха и ощущения, что никто не придет, не поможет и даже кружку чая не подаст. Внезапно в ногах появилась тяжесть. На коленки мне забралась серая туша.

Фендюлий немного потоптался по кровати, а затем подошел прямо к моему лицу и боднул меня головой, мол, ты чего раскис? Видимо, я бредил из-за температуры, но я рассказал коту, как мне плохо, рассказал, что терпеть его не могу, что я вообще кошек не люблю... Феня слушал и смотрел на меня своими желтыми глазами, за это время он не проронил ни звука, ни разу не зевнул, как обычно делал, когда я ругал его. Он просто смотрел и слушал.

Я говорил про Полину, про то, как люблю ее, про лучшего друга, которого не видел еще со школы, и который, казалось, не сильно этим озабочен, говорил про отца, с которым не разговаривал несколько лет, про коллег на работе, с которыми периодически не ладил.

А Феня сидел и слушал. Я даже пожаловался ему на противную кашу в детском саду и сломанную машинку. А Феня слушал. Дождавшись, пока я выговорюсь, кот несколько минут смотрел, как я, взрослый мужик, лежу в темноте и в голос вою, а потом лег рядом и замурчал.

Чувствуя его тепло и приятное, немного громоподобное мурчание, я вскоре заснул. Конечно, чудесного выздоровления не произошло — на следующий день мне было так же тяжко, но что-то все-таки отпустило. Такое бывает, когда из пальца вытащишь занозу — рана еще болит, но морально легче. Кот спал со мной до самого возвращения Полины, а когда она приехала, поспешил убраться восвояси, но перед этим взглянул на меня своим испытующим прищуром.

И в эту ночь мы спали втроем. А сейчас я смотрел на него, сидя на коленях перед креслом, и аккуратно гладил по серой мохнатой голове. Шерсть у него вылезала, нос был сухим и горячим. Я смотрел, как он дышит тяжело и медленно, как щурит желтые глаза, и к горлу снова подбирался ком. Уколы, которые прописал ветеринар, казалось, не действовали. Я не выдержал, и слезы снова полились сами собой.

— Ну, что же ты, дружочек? — спросил я его. — Ну, не сейчас, миленький... Держись, шапка меховая. Ты меня победил, варежка ты серая, а уж это-то и подавно победишь!

А он посмотрел на меня своими своими глазищами и, моргнув попеременно, внезапно замурлыкал: мол, не отчаивайся, такова жизнь. Нет, я не верил. Шестнадцать лет для кота — серьезный срок. Утром за Феней ухаживал я, потом уходил на работу, и смену принимала Полина. Она постоянно мне намекала, что мы просто отсрочиваем неизбежное. Я и сам понимал в глубине души, что разумнее и милосерднее было бы усыпить кота, но у меня рука не поднималась. Я представил, каким предателем стану, если привезу его в ветеринарку, чтобы убить.

Я пришел с работы рано, и, едва сняв башмаки, бросился проверить, как там Феня. Кота на кресле не было, сиденье было мокрым и пахло моющим средством. Сердце упало куда-то в пятки. Не могла Полинка так со мной поступить, не могла.

— Где Феня? — тихо и жестко спросил я, зайдя на кухню.

Полина готовила и повернулась ко мне не сразу. На ее лице не было ни капли жалости, сочувствия или печали. Ответить она не успела. Феня вылез из под стола, нетвердым, заплетающимся шагом подошел ко мне и потерся об ноги. Я нагнулся, взял кота на руки и уткнулся носом в теплую меховую голову.

— Встал сегодня. Сам, — сказала Полина. — Ветеринару звонила, сказал, пусть ходит, хороший знак. Прыгать пытается, курицу вареную сожрал, хороший такой кусок...

— Молодец, мальчик, — похвалил я его. — Мы с тобой еще поживем, да?

Феня довольно замурлыкал и прищурил глаза. Умирать он явно передумал.

лучшей участью, если вы можете себе это представить.

Лечения не было до середины 50ых, прошлого века, то есть сравнительно недавно лепрозории( колонии для прокаженных) стали закрываться.

Вот об одной такой колонии моя история.

Проказа на Гавайских островах не водилась — её вместе с китайскими рабочими завезли, она перекинулась на гавайцев и распространилась как лесной пожар...

Традиционно большие семьи полинезийцев способствовали этому, лечения не было, единственный выход — изоляция больных, в лепрозории.

Впопыхах создали: на острове Молокаи, часть которого была доступна с океана и практически почти недоступна с остальной части острова.

Заболевший человек немедленно терял все права гражданина и переводился в строгую изоляцию, ожидая судно на Молокаи.

Все контакты с семьёй обрывались немедленно и навсегда.

Заключённых прокажённых погружали на корабль и плыли на Молокаи, где гавань и причал построили позже, вначале они должны были вплавь добираться до своей вечной тюрьмы..

Для здорового гавайца проплыть полмили не проблема, но это для здорового, больные отчаявшиеся прокажённые доплывали не все...

Вся эта жуть полной изоляции и бесправия продолжалась до тех пор, пока в общество не просочились слухи о многолетнем кошмаре лепрозория.

Первым отреагировал священник, отец Демиан.

Добровольно, вещь неслыханной храбрости, он добирается до колонии и принимается за дело.

Первым делом он строит церковь и устраивает регулярные службы, налаживает уход за тяжелобольными.

Также он вступает в переписку со множеством благотворителей, священнослужителей и властями, умоляя и требуя помощи и смягчения участи отверженных прокажённых.

И один в поле воин, он добивается реформ и помощи, постепенно смягчается режим, разрешается переписка и посещения, волна пожертвований и посылок, вахтовым методом прибывают священники и добровольцы.

Всё это он не увидит, заразившись и умерев от проказы, войдя в число самых любимых святых Гавайских островов. И моим.

А вот и история, прошу прощения за долгую присказку.

Молокаи редко посещаются туристами, неважные пляжи, мутная от песка и глины вода, немного там и отелей, да и добираться далековато...

Я же упёрся, надо мне туда, начитался в детстве Джека Лондона.

Врать не буду — так себе остров, грустный, смотреть особенно нечего.

Кроме визита в бывший лепрозорий.

Добраться туда и сегодня нелегко, пешком я поленился, мул довёз меня до той части острова по крутой горной тропинке.

Прибыли.

Выходит экскурсовод, живущий в колонии, приветствует нас, знакомится.

Доходит очередь и до меня, я протягиваю ему руку для рукопожатия, нимало не подумав, инстинктивно, как делал тысячи раз в жизни.

Его глаза странно сверкнули, после секундного замешательства он ответил рукопожатием, крепким и странным, ладонь была жёсткая как доска и пару пальцев были деформированы.

Он явно был рад рукопожатию, мы разговорились и тут пришёл мой черёд сморгнуть пару раз, прогоняя влагу.

Его история началась, когда ему было 16 лет и его оправили на Молокаи с диагнозом проказы.

Через пару месяцев выяснилось, что проказы у него нет, это ошибка, надо выпускать...

К несчастью, амнистия пришла слишком поздно для него, он таки заразился проказой — в колонии.

Там он и прожил всю свою жизнь, потом случилось чудо, появился Дапсон и он вылечился, но, увы, возвращаться было некуда, вылечившиеся прокажённые остались доживать в колонии..

Их там уже очень немного, полностью на щедром содержании виноватого перед ними государства. Там же живут и монашки, помогающие им в быту.

Посетил я и своего святого, могилу и церковь отца Демиана, постоял и подумал...

Уезжали мы вечером, дав отдохнуть мулам.

Я простился с нашим гидом, опять пожал ему руку и услышал, что мои два рукопожатия стали номер 11 и 12 в его жизни!

Он тут же поторопился заверить меня в своём полном излечении...

Я же признался ему, что я не подумав пожал ему руку, инстинктивно.

И не жалею — ни тогда ни сейчас, 20 лет спустя, доставил мужику великую радость простым и обычным жестом.

Надеюсь, что моя история воспримется как оптимистическая трагедия.

Постскриптум- нарушение прав человека больных проказой признаны вопиющими, многочисленные извинения и выплаты компенсаций стремятся хоть немного возместить тот неимоверный урон нанесённый гуманности и состраданию.

вы делаете?

Ф. Ф.: — Тихо! Я смотрю, кто списывает.

А дело в том, что потом он этих "кто списывает" опрашивал устно дополнительно. Проверял, насколько тупо списывали. И надо отдать должное, если студент не плавал, а знал ЧТО он списывает, оценки не занижал.

2) Экзамен по фарме. Зашёл, взял билет, готовлюсь. И думаю: "Только не к Этому, только не к Этому. "А Этот был нетрадиционный. Любил мальчиков, поэтому спрашивал час минимум. Но и это не всё. Любил он зелёного змия. Поэтому фон от него шёл... Заходят преподы и по столам. И, етить, Этот идёт ко мне. Садится. Готовы? Да, говорю, готов. Отвечайте. А меня малёха переклинило от напряга. Первый вопрос Холинолитики. И я, не глядя в билет и написанный ответ, начинаю лепетать: Холинолитики, группа препаратов, обладающих тем-то и тем-то, делятся на М и Н холиноблокаторы...

Ну, как вам объяснить? Это всё равно, что сказать: Чёрный цвет, это такой как белый, только синий, как жёлтый песок, под снегом. Т. е. полная лажа.

Он (Этот) удивлённо заглядывает в билет, потом в зачётку, потом наклоняется через весь стол и, дыша вчерашним перегаром, зашлифованным свежим, шепчет:

— Щас как [дол]бану в глаз.

И откинувшись, громко:

— Думайте, что говорите!

Вспомнил всё!)))

Друзья, кто через открытую дверь в аудиторию видели, но не слышали, эту картину, потом спрашивали:

— А что там случилось? Этот тебе что-то сказал, ты пошёл пятнами, а потом как автомат та-та-та-та-та!

Умел стимулировать (мир его праху).

И вспоминается без злобы. Студенчество...