Семейные истории

или не было вообще, или было крайне мало, на постоянную работу не брали, а случайные заработки, в виде составления бухгалтерской отчетности, были не регулярны и платили очень мало. Помню как страшный сон наш рацион — суп только из бульонного кубика и зеленого лука, выращенного на подоконнике, с куском домашнего хлеба — прошло больше 20 лет, а я до сих пор хлеб "по тому" рецепту не могу есть. Но это так, предыстория к самой истории!

Вечер пятницы, 30 декабря 1994 г. , в кармане у мамы всего 20 рублей, понятно, что в этом году утки не будет, но будет пюре и селедка. Она возвращается домой, заходя на рынок купить что-нибудь на праздничный стол, ну и мандаринки). Уже почти все торговцы закрыты, и одна-единственная бабуля стоит и продает одного единственного утенка, не утку, а именно утенка, весом до килограмма! Цена — 20 рублей! Как говорится — берем не торгуясь!))) На этом чудеса не кончаются — идя с этой чудо-уткой через рынок, в снегу мама находит сторублевую бумажку! Были тут и слезы счастья, и елка, и мандаринки, и утка с яблоками, и даже маленький конфетный подарок!

За эти годы были разные новогодние утки — и "в апельсинах", и "с орехами", и "с инжиром", и "в тесте", и весом 6 кг и пр. и т. д. Но всегда мы вспоминаем именно "ту утку"!

сэр Арчибальд нагло и цинично объявил о том, что намерен развестись с женой и женится на юной деве, Агата замыслила месть.

В 1926 году Британию и весь мир облетела весть о, том, что на дороге найден пустой автомобиль с женской шубой. Через некоторое время стало известно, что пропала известная писательница Агата Кристи, а найденный автомобиль принадлежал ей. Скотленд-Ярд был поднят на ноги, и крошил преступный мир, допытываясь о судьбе пропавшей писательницы. Но, никаких следов. Самое интересное, что все знали, что Арчибальд хочет с ней развестись, и поэтому мог... Убить! А когда стало известно, что ту самую ночь, когда пропала Агата, он провёл в загородном доме со своей любовницей, Скотленд-Ярд уже не сомневался, что это был трюк убийцы для создания алиби.

Одним словом вся Британия с отвращением взирала на негодяя — мужа и напряжённо ждала любой соломинки, любой улики, чтобы посадить его за решетку. Газеты и общество с негодованием требовали немедленного ареста преступника — мужа. Любвеобильный Арчибальд испытал сполна все муки ада от пристального внимания полиции и презрения разъярённой толпы. Любовница от стыда и напастей быстро сбежала от него. О новой свадьбе не могло быть и речи.

К следствию был привлечен сам Конан Дойль, которому вменялось по методу Шерлока Холмса найти исчезнувшую женщину. По легенде знаменитая дедукция писателя помогла её обнаружить, но более очевидна версия, утверждающая, что просто кто-то позвонил в полицию и заявил, что разыскиваемая дама в данный момент находится в фешенебельном Swan Hydropathic Hotel. Сигнал оказался верным: полиция нагрянула в отель и обнаружила замечательно выглядевшую и отдохнувшую писательницу в добром здравии и прекрасном расположении духа.

Агата, как ни в чём не бывало, очень весело проводила всё это время в танцзале и посещала очень дорогие спапроцедуры. В отеле она шла под именем "Тереза Хилл". Позже она признается, что у нее было временное помутнение рассудка от горя, поэтому она не помнит как тут оказалось, и вообще ничего не помнит. Но психологи скажут, что все это уловки, никакого помутнения быть не могло, так как дама прекрасно проводила время в ресторане, танцевала, играла на фортепиано, посещала дорогие спапроцедуры и пила великолепное дороге вино. Человек с помутнением в принципе делать это не в состоянии.

Это была месть мужу, победа над ним, его полное унижение, стирание в порошок и абсолютный разгром грядущей свадьбы. Любовницы, как и крысы, всегда сбегают с тонущего корабля первыми. Все таки добрая медсестра в ней взяла вверх, ведь Агата, зная все тонкости, как совершить преступление и выйти сухой из воды, могла бы просто отравить неверного Арчибальда. В этом ему очень и очень повезло.

С ним она разведется, и вскоре снова выйдет замуж за человека на пятнадцать лет младше нее, увлеченного археологией. Этим известием Арчибальд будет добит окончательно. А Агата по поводу разницы в возрасте произнесет сакраментальную фразу: "Прекрасно иметь мужа археолога — с каждым годом ты для него становишься всё ценнее....

есть. Когда мы стали жить вместе, я сказал: незачем так упахиваться, ведь теперь денег хватает с лихвой. Ослабь напор и отдохни. Потом однажды она размечталась: вот бы вернуться на замечательную работу для души. Я сказал: а зачем мечтать? Неважно, что там платят гроши, нам ведь хватает с лихвой. Возвращайся туда. Потом люди поменялись, работа мечты протухла и испортилась, и она оттуда ушла. Примерно тогда же окончательно стало ясно, что мы не можем жить вместе. Причина — она копировала у нас модель своей родительской семьи, в которой старшему ребёнку (то есть моей дочке) доставались все кнуты, а младшему (то есть её сыну) — все пряники. Любые попытки это изменить выливались в дикие скандалы. Мы разъехались в гостевой брак, и там выяснилось, что она не может жить у родителей, сплошные скандалы. Тогда я купил ей квартиру - точнее, взял ипотеку, которую мы договорились совместно выплачивать. Но хорошей работы для неё не нашлось, плохие были слишком плохие, в школе у ребёнка не было продлёнки... в общем, выплачивал я один. И вот, жена сказала: ты нас полностью содержишь, мы живём в квартире, за которую ты платишь. Я чувствую себя содержанкой, чувствую, что полностью завишу от тебя и от твоего ко мне отношения и ты можешь сделать со мной всё, что захочешь. Это заставляет меня нервничать и переживать и выливается в скандалы. Мне нужен брачный договор, в котором будет чётко прописано, на что я могу рассчитывать, тогда я успокоюсь. Я ответил: хорошо, составляй договор, если он будет приемлемым, я его подпишу.

Обсуждение договора началось с того, что она сказала: мне нужна защита вот от такой подлости с твоей стороны, поэтому я хочу вот такой пункт. Я в этот момент, деликатно говоря, охренел. Не от самого пункта, а от постановки вопроса. Человек, который несколько лет видел от меня только любовь и заботу, говорит о моих подлостях. Тем временем продолжалось: мне нужна защита вот от такой подлости... и от такой подлости... и от такой. Когда перечисление завершилось, я ответил: договор получается какой-то односторонний. Если ты так ставишь вопрос, то и мне нужна защита вот от такой подлости с твоей стороны. На этом его обсуждение по сути закончилось.

Не особенно важно, что было дальше. Договор мы так и не подписали. Цитируя мою жену - то, что я оказался способен заподозрить её в подлости, обидело и оскорбило её до глубины души, убило всю её любовь ко мне, определило её дальнейшие (в том числе крайне неприглядные) поступки и разрушило наш брак.

Такие дела. Видимо, что-то я сделал неправильно. Только вот что?

комсомолкой, ударницей, и бригадиром комсомольско-молодежной бригады.

Через это у них с бабкой организовался затяжной конфликт. Мать требовала убрать иконы с глаз долой. Бабка была категорически против. Мать проводила с ней агитационную работу. Стыдила, пугала партией, правительством, лично товарищем Сталиным, и даже один раз пыталась фальшиво и неудачно заплакать. Бабка за веру стояла твёрдо. Периодически то одна то другая пытались привлечь на свою сторону деда. Бесполезно. Дед как Швейцария, сохранял нейтралитет. Только посмеивался в усы. На самом деле ему было абсолютно пофиг. Ему вобще всё было пофиг, кроме лошадей, бани по субботам, да осколка в правом боку, который ныл к непогоде и мешал езить верхом.

И так бы эта бабья война и тянулась до бесконечности, если бы не одно роковое событие.

На очередном комсомольском отчетно-перевыборном собрании мать избрали секретарём комсомольской организации колхоза.

Тут ситуация совсем уж получалась некстати. Что б у комсомолки, бригадира, секретаря, в доме иконостас? Да это ж курам насмех!

И мать поставила вопрос ребром.

Дело дошло до скандала.

— Да мне из-за тебя людям в глаза глядеть стыдно! — кричала мать.

— А мне из-за тебя — нет. — спокойно парировала бабка.

И тогда мать в сердцах брякнула.

— Ах так?! Я твои иконы ночью возьму, и спалю к чертовой матери!

— Токо попробуй! — взвилась бабка, и погрозила дочери костылём.

— А вот посмотришь завтра! — крикнула та, и хлопнув дверью поскакала заниматься своей комсомольско-молодежной ерундой.

Дело было к вечеру. Бабка осталась дома одна. Дед торчал на конюшне, мог прийти заполночь, а то и совсем не прийти.

Бабка обиходила скотину, и стала собираться ко сну. На душе было неспокойно. Зная вздорный и упрямый характер дочери, она не сомневалась, что та и вправду может ночью сунуть иконы в печь. И бабка решила отстаивать свободу совести и вероисповедания до конца. Шансы у одноногого инвалида против шустрой молодой девки были никакие. Это бабка понимала. Тогда она открыла сундук и достала дедово ружьё. Там же нашла два снаряженных солью патрона. Погасила свет, и устроилась в углу на диванчике. Акурат напротив иконостаса.

Брехала где-то собака, вдалеке за околицей смеялись девки и играла гармонь, уютно мерцал огонёк лампады, бабка прикрыла глаза...

Очнулась она оттого, что свет лампады метался по комнате. Кто-то стоял на табуретке, снимая иконы. Одну, вторую...

Бабка перекрестилась на задницу, которая загораживала ей святые лики, подняла ружьё, сказала "Прости мя, Господи! ", и не целясь, навскидку, шарахнула с двух стволов. Впрочем, расстояние было такое, что промахнуться она не могла.

— Уйёоооо! — нечеловеческим голосом заорал дед, бросил иконы, и схватился за задницу.

Бабка выронила ружьё и упала в обморок.

Вечером дед выпил с мужиками по маленькой, и совсем уж было собрался заночевать в конюшне, но желание закрепить результат стопочкой-другой перебороло лень. Он собрался и пошел домой. Заначку дед держал в самом на его взгляд надёжном и остроумном месте. За иконами. А что? С одной стороны — никто не полезет, с другой — всегда под рукой. Ну откуда ему было знать, что именно на сегодня его бабы назначат генеральное сражение в своей затяжной идеологической войне. Да ещё с применением огнестрельного оружия.

Дед сидел голой задницей в тазике с водой, тихонько подвывал, и периодически анестезировал себя внутрь оказавшейся весьма кстати заначкой. Сделав добрый глоток, он затягивал, стараясь перекричать боль.

—... В тёооомную нооочь Ты любимая знаю не спиииишь И у детской кроватки... С ружжоооом! Ты меня поджидаиииишшш!

Он был уже изрядно пьян, дед. Речь его становилась несвязной. Он делал очередной глоток, смахивал набежавшую слезу, и затягивал снова.

— Я шол к тебе четыре го-о-ода, я три держа... Три! Три войны! Белые меня хотели убить.... Фашысты... Ты хоть знаешь скоко меня фашыстов хотело убить? Мильён! Мильён фашыстов меня хотело убить! Меня! И х[рен]! Х[рена] им! А родная жена бац — и... Да куда! Прямо в ё[ж]твоюмать! Я завтра помру, что люди скажут? Напишут — тут покоится Грегорей! Красный командир! Орденоносец! Герой войны! Убитый своёй бабой из свово ружжа в свою жо.... ооойййййййй какой позор!

— Да помолчи ты, герой-орденоносец! — махала на него тряпкой проходившая мимо бабка. — Ишь чево удумал?! Бутылку за иконы прятать! Вот Господь-то тебя и наказал!

— Он в двадцать девятом! Уййй!... В двадцать девятом он меня наказал! В двадцать девятом! Когда я тебя дуру в жены взял! Тёоооомнааая нооочь, тоолько пуули...

Больше на бабкины иконы никто не покушался.

А где-то наверное через год после её смерти мать потушила лампадку, достала иконы, и убрала их в сундук.

— Зачем она иконы убрала? — спросил я вечером у отца.

Вот тогда он и рассказал мне эту печальную историю.