Я впервые увидел её на улице по дороге домой. Она сидела на обветшалой остановке и пыталась согреться, кутаясь в тонкую курточку в двадцатиградусный мороз. Каюсь, хотел пройти мимо, подумав, — не мое дело. Но она так дрожала...
На вопросы "кто она" и "что случилось" не отвечала, может, стеснялась, может, боялась. Холодало, я решил отвести бедняжку к себе домой. Глупо, опрометчиво, но тогда я не видел в ней воровку, только забитого израненного зверька. Как мог, отогрел, накормил. Готовлю отвратительно, но она сказала, что это был самый вкусный обед в её жизни.
Девчушка наконец почувствовала безопасность и заговорила. О том, как жила в семье наркоманов, как мать отправила работать проституткой, как юное тельце долго изнывало от боли, про жуткий побег из родного города. Она мыла полы в маленьком магазинчике и за это могла спать в подсобке, пока он не закрылся. Последнюю неделю спала на улице, иногда, если посчастливится, на вокзале. Я уложил ее на диванчике, накрыв двумя одеялами, а утром пообещал решить, что будем делать дальше.
Когда проснулся, ее уже не было. Диванчик пуст, дверь захлопнута. Она взяла с собой только пару сушек из вазочки на кухне. Полиция искать отказалась, поэтому я, как мог, пытался сам, но она, словно мираж, бесследно исчезла.
Пять лет спустя я встретил ее вновь. Опять на улице, но не в том городе, не на той улице. Не замерзшую, не в обносках. Прекрасная, посвежевшая, она гуляла с маленькой дочкой на детской площадке. И в миг, когда наши взгляды пересеклись, я ощутил невероятное чувство. Это было счастье.
|
- вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
В молодости отдохнул — это когда не спал с дамой всю ночь, в старости когда спал.
Чем чаще звонить и контролировать мужа, тем свободней и раскрепощенней чувстствует себя жена.
У палача юбилейная 100-я казнь. Он так тщательно наточил топор, что лезвия вообще не видно — такое тонкое. Подвели приговоренного, палач опустил топор ему на шею.
Приговоренный: Что, уже?
Палач: Да!
Приговоренный: А почему я ничего не чувствую?
Палач: А ты кивни!