И с коллективом особых конфликтов не было, ибо попусту своими афоризмами она не разбрасывалась. И все-таки Беременный Козел с Божьим Одуванчиком нашли способ наказать непокорную. Дошло до их ушей, что слесарь Витя после профилактики собрал Светкин станок не совсем в том порядке, в каком это предполагалось технической документацией, за что и был удостоен от нее короткой репликой: "пе[тух]!". Витя тут же выправил свою ориентацию, установив нужную деталюшку в более привычную для нее позицию, и Светка начала гнать план. А заговорщики потихоньку начали гнать пургу на Светку. Результатом стало собрание коллектива, на котором предполагалось всенародно заклеймить сквернословку с лишением ее премии, естественно. Сначала все шло гладко, Светка молча выслушивала вступительную речь Одуванчика, и все понимали, что гордость не позволит ей сказать: "Я этого не говорила". Все испортил Козел, встряв от нетерпения и сказав: "А почему вы, Светлана Батьковна, считаете, что слесарь 5-ого разряда Виктор К. — пе[тух]?" — "Нет, я так не считаю" — ответила Светка, поломав весь сценарий. Дальше долго и нудно обсуждали последовательность сборки частей станка после штатной профилактики, правильность действий слесаря при сборке и станочницы при приемке, но тема оскорбления Светкой должностного лица при исполнении им служебных обязанностей уже не желала проходить красной нитью через ткань собрания, а постоянно терялась под нагромождениями сложных технических терминов.

Козлу это не нравилось, и он постоянно пытался направить ход собрания в нужное русло. Кончилось тем, что он обратился напрямую к Витьке:

"В конце концов разговор не о ком-нибудь, а о вас, что вы все время молчите?". Витька встал, посмотрел на президиум и сказал: "Светка правильно делает, что меня пе[тух]ом не считает, даже если кого-то это сильно разочарует". После собрания Козла с Одуванчиком так больше почти уже и не называли, ведь сказать "пе[тух]ы" значительно короче и понятнее.

И вот в один прекрасный день рядом с дверью кабинета завуча появилась надпись — "Х[рен]".

— Это не я, сказал Олег, как только пересек порог школы.

— Зайди ко мне, поманил пальцем завуч, пунцовый от возбуждения.

Все время до начала уроков Олег стирал надпись. В результате буквы поменяли цвет и стали в двое больше.

— Ты у меня эти буквы зубами выгрызешь, сказал завуч и принес зубило из кабинета руда.

Олег снова взялся за работу. Через час он вырубил в стене три заветных буквы чуть ли не в метр высотой. Вся школа на перемене ходила любоваться на надпись. Завуч бился в припадке. Пообещав убить Олега, он пинками выгнал его из школы и позвал завхоза. Завхоз принес ведро с цементом и зашпаклевал. Надпись прекрасно читалась и стала еще больше. Закрасили пол стены краской. Нифига. Стали сбивать рельеф. Выдолбали дыру как от снаряда, заделали, повесили плакат, навестили в больнице завуча. Но еще долго проходя мимо стены ученики многозначительно переглядывались.

— Нет, доктор меня не отпускает.

— Почему?

— У меня животик болит.

— У меня тоже болит животик. Можно, я тоже буду лежать с тобой в больнице?

Сегодня мы с женой поехали за внучкой, иначе папе пришлось бы отпрашиваться с работы. На обратном пути заехали в больницу. Приехали домой, пора обедать. От картошки с котлетой отказывается, трбует йогурт. Договорились, что съест немного картошки и котлету, потом получит йогурт. Сначала ест, потом опять капризы. Жена уговаривает съесть еще полвинку картошины и кусочек котлеты — "за маму, чтоб ее по быстрее выписали". Прокатило, получает свой йогурт. Сидит на своем маленьком стульчике, ест. Капля йогурта падает на пол.

— Деда, смотри, йогурт на полу.

— ничего, потом вытрем, только не наступи.

— Почему?

— Носки будут грязные.

— Ничего, можно постирать.

— Ты стирать будешь?

— Нет, мама постирает.

— Так она же в больнице.

— Но я же картошку ела.

И не поспоришь — железная логика: картошку ела, значит — маму скоро выпишут.