Надеюсь, что читателям будет интересно.
Мой сосед по больничной палате рассказал о своем дяде, прошедшем всю войну.
Позвольте далее от первого лица.
Мой дядя Тимофей Купченко перед самой войной закончил курсы водителей и всю войну подвозил снаряды на арт. батареи. Ни разу не был ранен, но прошел через такое, что и правда, можно только с ним согласиться. Он часто говаривал "А Бог все таки меня любит".
Из его рассказов кажется, что оно так и было.
Прибыл как-то на батарею с опозданием. Немец только закончил обстрел наших позиций.
До сих пор с ужасом вспоминал об увиденном. От нашей батареи не осталось ничего и ни кого. Обломки металла смешанные с землей. Людей не было видно вообще.
С большим трудом выкопали из земли одного солдата. Живого, но сильно контуженного.
Привозит он как-то на батарею снаряды, а среди них ящик с гранатами.
Артиллеристы злые, кинули ящик в кузов. Мол, вези туда где взял и смотри что грузят.
Едет он назад, на встречу немецкий самолет. Очередь дал, промахнулся.
Ну, думает дядя, сейчас развернется и вдогонку уже не промахнется. Место открытое, воронок нет. Куда деваться? Выскочил из кабины и под радиатор.
Немец не промахнулся. Очередью прошил ящик с гранатами. Взрыв разнес машину. дядя Тимофей, ни одной царапины, только очень контужен. А когда контужен, перестает разговаривать или очень сильно заикается. Прибыл в часть пешком. Ему стоило больших трудов обьяснить, как от пустой, без снарядов, машины ничего не осталось.
В одну поездку, в попутчиках оказался молодой солдат, его земляк, односельчанин. Едут дом вспоминают. Налетели немецкие самолеты. Пока он обьяснял оцепеневшему земляку куда лучше спрятаться, пока выталкивал его из кабины, самому уже не было времени добежать до воронки. Взрыв полной машины снарядов далеко его зашвырнул.
Лежал Тимофей сильно контужен, без чувств, но ни одной царапины. Земляк решил, что Тимофей убит. Вскоре его письмо, в родное село, сообщило, что
Тимофей Купченко погиб у него на глазах. Однако, проезжавшие санитары определили, что он жив. Два месяца он в госпитале приходил в себя, и только потом написал домой. Ох и досталось тому односельчанину, который с какой то оказией оказался потом дома.
В очередной раз он подъехал на батарею к моменту начала обстрела наших позиций.
Все по блиндажам. Тимофей кинулся к ближайшему, а он полон. Пришлось ему залечь в углубление перед входом. Тяжелый немецкий снаряд угодил в блиндаж.
В живых остался он один. Был засыпан землей, а когда выбрался наружу, от контузии и ужаса долго не мог говорить. Рассказывает, поднимаю голову, а в сантиметрах от моего лица оторванные людские конечности и другие части человеческих тел.
Во так и возил он снаряды до самого Берлина. Ранен ни разу, контужен много раз.
В Берлине ездил на студебеккере. Как-то с сопровождающим, младшим офицером, решили раздобыть шнапсу. А как? Меняли бензин. Не успели закончить обмен, два особиста на мотоцикле. Все бросили и по газам. А те, как гончие не отстают. На одном из поворотов зацепили какой то большой щит. Он упал и придавил тех "особняков".
Что с ними стало он не знает, но долго тряслись, ожидая поисковиков и следователей.
Сами же помчались на площадку отстоя машин, приготовленных к сдаче американцам.
Выбрали не поврежденный автомобиль, сменили номера и поклялись лет 30 никому об этом не рассказывать. Все обошлось. Никого не искали.
Из Берлина ехали поездом. На каком то полустанке прицепилась цыганка.
Ты с железом дело имеешь, от него и погибнешь. Так это ему в душу запало, что, вернувшись домой, категорически отказался иметь дело с техникой.
Работал ездовым. Послали его как-то за сеном. Сена нагрузил, что называется "выше крыши", целый стог. А сам сел сверху. Дорога шла вдоль леса. С другой стороны целина. У дороги стоит одинокий дуб. Лес справа, дуб слева. Дуб старый и раскидистый. Ветки свисают над дорогой. Телега с сеном на пройдет. Начал объезжать дуб по целине. Какая это была мина, не важно. Лошадь и телегу разнесло в куски.
А мой дядя Тимофей с остатками сена оказался высоко на ветках дуба. Дядя цел, но сильно контужен. Опять два месяца заикался, с трудом слова выговаривая.
Когда пришел с войны, обед начинал со второго. Говорит — привык. А как?
Так везло, только налили в котелок первое, обстрел или бомбежка. Бежать в укрытие, все расплескаешь. Не бежать, или земли насыпится, а то еще и осколок упадет.
Решил начинать со второго. С ним бегать проще. А потом, если удавалось, то и первое съедал. Вот так и привык обед начинать со второго.
Огород его дома расположен на склоне. Вдоль забора шла дорого и поворачивала в сторону. Дорога песчаная, водители гонят вниз, машины заносит. Один из них снес часть забора. Обещал забор восстановить.
Вскоре привез секции забора и столбы.
Тимофей был рад и сказал, что сам восстановит забор. Вкопал столбы, остался последний. Старая ямка мелковата, новый столб гораздо длиннее.
Углублял яму, лопата ударилась обо что то твердое. Решил что камень.
Принес лом. Ударил пару раз.
Или это Божья десница, или шестое чувство. За секунду до взрыва отскочил от ямы и рухнул на землю. Опять заикается, опять контужен, но не вредим.
Последний случай. Выкопали во дворе яму, накрыли кое-как, сделали погреб.
Это сразу после воины, с водкой трудно. Достал д. Тимофей пару бутылок и припрятал их в этом погребе. Старший сын тракторист, на гусеничном тракторе, задом заехал во двор. Провалил весь погреб, и гусеницами его загреб. Раскапывать на стали. Досыпали земли, сравняли с уровнем двора.
Прошло лет 20. Расширяли дом, фундамент стал на бывший погреб. Для усиления фундамента выкопали яму. Откопали эти бутылки.
Дядя был рад неимоверно. Накрыл стол, собрал пол села, всех угощал и приговаривал "а Бог все- таки меня любит"!
Получилось длинновато, но... может быть интересно. Вам решать. Leukodon.
