На олимпиаду по биологии я был этапирован не один. Мне навялили в попутчики Толика Крюкова. Он тоже хорошо разбирался в биологии. Как и я оленя от черепахи мог отличить со ста шагов. Узнав, кто будет представлять эту науку от школы, учительница биологии чуть не объявила голодовку. "Но их целый день не будет в школе", — убедили её, видимо, директриса с завучем. Нас с Толиком усадили в огромной аудитории с шестьюдесятью незнакомыми коллегами-биологами. Выдали по одному большому листу с разворотом.

Как раз в это время за трибуной произносила вдохновляющую речь женщина. На её груди металась стеклянная брошь размером с кулак. В целом речь зашла. Главные тезисы: мы здесь не случайно, впереди у нас большая жизнь. Поэтому, если шуметь и списывать сейчас, то всю жизнь разгружать вагоны потом. Хотя дело это тоже благородное, и она ничего против него не имеет.

Я осмотрелся и коснулся плеча девочки справа от себя. Она покраснела и опустила накрашенные ресницы. И тут все стали что-то писать в листах как ошпаренные. Это страшно растревожило Толика:

— Я не понял, что нужно делать. Что делать нужно?

Он даже в этот момент был далек от подозрения, что придется что-то писать. Он думал, нас привезли, чтобы напоить лимонадом. Изучив содержимое листа, я догадался: в чистых от типографского текста местах не хватает ответов. О чем и сообщил биологу Толику. Женщина с брошью попросила меня успокоиться.

— А где смотреть ответы? – спросил у меня Толик.

И женщина с брошью как бы невзначай поинтересовалась, из какой школы эти два мальчика, с таким рвением тянущие руки к науке. Того, кто состоит в детской комнате милиции, голыми руками не возьмешь. И я ответил, что из сто семьдесят второй. Пометив это в своем листе и на листе Толика. Женщина погрызла очки и тоже пометила что-то у себя в блокноте.

— Мы же из сто семьдесят пятой? — возразил Толик.

— Молчи, дурак, — ответил я ему.

Толик пнул меня, но угодил по стулу девочки, сидящей передо мной. Она повернула голову как сова. Определила, что мы несъедобные и попросила в будущем так не делать. Запомнились веснушки.

— Чего надо? – бросил в её сторону Толик. – Сиди и не мешай.

После этого женщина сделала девочке последнее замечание. И девочка заплакала. Чтобы её успокоить, женщина по-матерински предложила ей надеяться только на свои силы. И тогда всё у девочки получится. Раньше педагоги умели убеждать: девочка вытерла слёзы, и у неё и правда стало всё получаться.

Я находился в затруднительном положении. Вспоминать годы жизни Карла Линнея и ловить взгляды девочки с ресницами одновременно было невозможно. Или Линней, или ресницы. Если одновременно, то получался Карл Линней с накрашенными ресницами. Это вызывало неприятные ощущения. Кто бы он ни был, этот Линней, картина была ужасная.

— Сколько видов рыб живёт в Оби? – поинтересовался мимоходом Толик.

— Девятьсот двенадцать, — ответил я.

— Точно?

— Таким не шутят.

Ответ о Линнее я изложил так, что его можно было вставить даже в Агнии Барто биографию. И он был бы правильным, если при проверке не выглядеть резонером.

"Пойдем в кино? " – написал я на бумажке, которую тщательно свернул и бросил девочке с накрашенными ресницами. Ответ прилетел через минуту. "Я уже дружу", — было в нём красиво написано. Меня до сих пор поражает это женское неумение говорить "да" сразу. Чёрт возьми. У меня и в мыслях не было разрушать ту дружбу. Я искренне предлагал ещё одну. Я уже дружил с двумя девочками, которые дружили. Спали мальчики этих девочек крепко. Неудобства от этого испытывал только мой папа, регулярно отсчитывающий мне рубли.

"Он лучше меня? ", — написал я и послал. – "Да", — пришел ответ. – "Тогда почему он не на олимпиаде?". Девочка задумалась. Я её понимаю.

— Ты Обь с Тихим океаном не перепутал? — спросила тихо женщина с брошью, проходя мимо Толика в третий раз. В нашем с ним ареале обитания она рассчитывала найти шпаргалки. Но чтобы иметь шпаргалки, нужно хотя бы приблизительно знать, о чем предмет. В этом смысле искать у нас с Толиком было нечего.

Он сидел с видом агрессивного ребенка, которому требуется медицинская помощь. Но это был его обычный вид, просто женщина об этом не знала.

— Какой океан, чего ей надо? – стал толкать он меня, мешая заводить неразборчивые связи. – Здесь ни одного вопроса про океаны.

"Кто есть кто" с Бельмондо", — написал я и отправил. – "Нет! ", — прилетело мне, и ещё там была нарисована смеющаяся рожица с косичками и ушами. Зря она это сделала. Уши меня завели похлеще ресниц. Нынешние смайлы лишены этой ceксуальной привлекательности. Я уже почти воспылал, но тут меня снова стал донимать коллега-биолог.

— Такой вопрос к тебе, — по-бехтеревски деловито начал он.

— Какой уровень кон-фор... мации у белка волос кератин? Кератин – это ответ, что ли? Узбек какой-то писал. У белки же рыжие волосы?

Я подтвердил. Подумал и добавил:

— А зимой серые.

Толик так и записал: "Рыжий. А зимой белка серый". Он органично встраивался в любую структуру общения.

Девочка с веснушками поворачивается ко мне и шепчет:

— Альфа-спираль.

– Где? – я оглянулся.

— Уровень конформации – альфа-спираль, — объяснила она и отвернулась.

Я посмотрел на её уши. Эти уши тоже притягивали. Быстренько записал ответ, оторвал кусочек от листа для черновика и набросал: "Пойдём в кино?". Где-то же должно выстрелить...

"Пойдем", — шлепнулось мне на парту.

Через минуту шлепнулось справа: "Ладно, пойдем".

Это был экзистенциальный тупик. Выходя из него, я подошел к вопросу: "Как называют детеныша носорога?". Очень трудно отвечать на такие вопросы, когда от тебя требуют серьезных отношений две женщины одновременно. Носорожек? Носопырка? Теленок?.. Носотолик? Справа ресницы, впереди – веснушки. Все, приплыли. И я написал: "Детеныш носорога".

С веснушчатой мы продержались до зимы, пока у белок волосы не посерели. Та, что с ресницами, к кинотеатру не пришла. Вот что за коварные люди эти женщины.

Между тем я занял на олимпиаде по биологии второе место и получил диплом. Но вручили только через два месяца. С ног сбились. В сто семьдесят второй школе обнаружился только один ученик с такой фамилией. Ребенок учился в первом классе и на риторический вопрос директрисы: "Как он мог оказаться на олимпиаде? " — заплакал и сказал, что больше не будет. В общем, нашли все-таки.

Я оказался единственным из того слета научных деятелей, кто знал, как называют детеныша носорога. Ученые до сих пор не придумали, как называть этих носотоликов, вот в чем дело. Так я вошел в мир ученых и стал там своим. А потом испортился, и вышел, как видите.

— Как наденешь галстук, береги его!

Он ведь с красным знаменем цвета одного!

Так и стоял правофланговым, рдея. Всем ребятам пример. У директорши случился инфаркт жопы, как сказали бы сейчас.

Орала на меня чаечкой.

Я отвечал, что не могу жить вне коллектива. Пропаду без пригляду. Пойду по кривой дорожке!

Директриса отвечала в том смысле, что дружный коллектив надзирателей в Бутырке меня давно днем с факелами ищет.

Я возражал, что только могучая педагогическая сила коллектива способна выправить мой путь и избавить Родину от лишних расходов на мою баланду и полосатый костюмчик.

Потому, раз комсомол мной брезгует, не уйду из пионеров! Буду вечно молодым!

И на первомайскую демонстрацию так пойду! Знаменосцем!

Приняли меня в комсомол тем же днем. Без идиотских вопросов о орденах комсомола и прочем…

Недокрутил я репризу.

Покочевряжился б еще, меня б партию б взяли, наверное!

Я тогда училась в 5 классе, уже вошли в моду и успели надоесть слова "гласность" и "перестройка", работали первые кооперативы, на заводах организовали госприемку, Михаил Сергеевич ввел сухой закон и с прилавков полностью пропало спиртное, а потом и все остальное. Это был самый конец 80-х годов и всем было сложно. Тогда мы еще не знали, что грядут незабываемые 90-е, но это я отвлеклась...

Однажды наша учительница русского языка (она же классная) сказала, что по поводу очередной годовщины образования СССР проводится всесоюзный конкурс детских сочинений, так что мы все можем принять участие. Победители поедут в Москву. Сейчас, оценивая реальные шансы на победу, я бы махнула рукой и отказалась. Я была круглой отличницей и гордостью школы, но ведь таких школ было тысячи и таких отличниц было десятки тысяч. Но тогда я не имела представления ни о статистике, ни о коррупции. Почти все однокласники отказались, а я согласилась, это был мой шанс увидеть столицу нашей Родины!

Примерно через неделю на столе у учительнице лежало 6-7 написаных как под копирку (родителями?) сочинений про "ведущую роль партии, интернационал молодежи и солидарность трудящихся". Мне родители не помогали, я училась хорошо и никто не проверял мои уроки, именно поэтому мое сочинение было очень альтернативным. Я просто написала, что мы живем в огромной очень красивой и дружной стране, которую я очень люблю всем сердцем и хочу посмотреть всю. Рассказала про свой довольно скудный опыт поездок, но с детским энтузиазмом и любовью, написала про родствеников, которые постоянно зовут к себе в красивейший город Ленинград, про родствеников с таинственного и сказочного белорусского Полесья, про дядю, влюбленного в дикую природу Камчатки. Написала про тетю, которая родилась в эвакуации в Ташкенте, она полюбила всей душой те гостепреимные края и узбеков, которые делили с ней последнее. Не буду пересказывать все, скажу только, что отрывки напечатали в местных газетах уже после конкурса.

Мое сочинение выиграло школьный, районный, городской, областной и республиканский конкурсы. В качестве призов дарили книги и грамоты с портретом Ильича. Мне их приносили прямо в школу и вручали на линейке. Моя фотография висела на школьной доске почета, а учительница русского языка говорила родителям, что мне надо обязательно поступать на журфак. Вопреки ее мнению я потом пошла в физ-мат школу и поступила в "мужской" ВУЗ, о чем абсолютно не жалею. Уверена, что современная журналистика ничего не потяряла из-за моего отсутствия.

Примерно в феврале меня с мамой вызвали к директору школы, там же была представительница РОНО. Меня хвалили, но говорили, что это не только моя заслуга, но и школы, и районного отдела народного образования. Я не спорила, хоть и не знала, в чем их заслуга, я все написала сама. В принципе, я не понимала, чем мое сочинение лучше сотен и тысяч других, но видела, как росла стопка грамот, поэтому в глубине души я уже была готова к поездке в Москву за очередным дипломом. Мне сказали, что сочинение надо переписать аккуратно и без помарок вот на этот чистый бланк с печатями и с номером, имя и школу писать не надо, чтоб никто не сомневался в беспристрастности жюри. Потом сочинение в конверте с сургучом уйдет в Москву. И если займет призовое место, то я поеду в Москву на награждение. Это огромная честь представлять школу, район и город и я не должна подвести. Конечно не факт, что выиграю, там будет много других сочинений и вообще некоторые дети даже стихи написали...

Потом с моей мамой о чем-то долго говорили без меня. Мама была взвинчена, но у моей мамы всегда был взрывной характер, она часто и бурно злилась, но быстро остывала.

После этой встречи мне ничего больше не говорили. Скорее всего сочинение не попало в число призеров, тем более там были такие талантливые дети, которые написали стихи и поэмы, а у меня была пусть и не самая шаблонная, но проза.

А после весенних каникул, когда все однокласники делились впечатлениями, дочка нашего первого секретаря райкома Света А-ва (имя настоящее!) мимоходом сказала, что была в Москве на экскурсии. Видела Ленина в Мавзолее, была в Кремле, ходила на ВДНХ, правда фонтаны были отключены, а еще купила в ГУМе жевачек на всех. Да, представьте себе, нас было 37 человек в классе, она нам всем дала по жевачке, даже хулиганам и двоечникам.

Мои родители поняли все мгновенно, но, чтобы я не расстраивалась, долго убеждали меня, что это просто совпадение. Тем более ни про какие грамоты Светка не говорила, а в Москву она ездила просто на экскурсию. И хоть по стране уже шагали гласность и перестройка, у нас по прежнему рулила партия...

А летом я поехала в Москву с папой. Ленина не видели, очередь была длинная, зато на ВДНХ работали фонтаны, а в день отъезда мы купили лощеных тетрадей, пару палок сервелата, кофе в зернах и даже 4 банки консервированых ананасов.

П. С. В более взрослом возрасте мама мне рассказала детали беседы с теткой из РОНО. Родословная "подкачала". Вот вам и перестройка с гласностью...