Как меня в Лужниках щипачи обокрали

В 90-х и в нулевых был предпринимателем и ездил в Лужники за товаром.

Носил очень удобную жилетку, в карманах которой были разложены документы, ключи от машины, квартиры и гаража, и, конечно, деньги.

Деньги раскладывал пачками по купюрам — спереди в верхних карманах крупные, в нижних — помельче.

Десятки толстой пачкой лежали в правом нижнем кармане.

На рынке - толпа, толкотня...

Набрал какой-то товар у продавца, расплачиваюсь без сдачи. Из одного кармана вытянул тысячную купюру, из другого — пятисотку, сую руку в карман, где десятки, а он пустой и прорезан снизу по всей длине.

Удивленно оглядываюсь, смотрю под ноги.

А продавец спокойно объясняет:

— Тебе цыганка карман разрезала. Воооон, видишь — они пошли две? А вон те два мужика чуть позади них — менты в штатском, которые их крышуют...

Я удивлен:

— А ты видел, как она мой карман вскрывает? И промолчал?

Он рассудительно отвечает:

— Ты уедешь, а мне здесь оставаться, работать...

Украденная неполная пачка десяток не была для меня критичной. Радовался, что правильно разложены купюры по карманам — незаметно вскрыть и обчистить верхние карманы этой жилетки гораздо труднее, чем нижние.

Рассказал писатель Андрей Рубанов, сидевший во второй половине 90-х.

"А вот ещё помню был случай.

Сидим мы как-то в следственной тюрьме "Матросская тишина". Лето, очень жарко. На 32 места — около 150 человек. К забортной температуре прибавляем 15 градусов, то есть если на улице +30, то в камере +45, и абсолютная влажность, от телесных испарений и дыхания. И вдобавок все курят, хотя от сырости сигареты с трудом горят. Все — в трусах. Пожилые, кто со слабым сердцем, падали в обморок, их за руки, за ноги выносили в коридор, с разрешения надзирателей, и там на прохладный кафельный пол клали, чтоб оклемались. Вентиляция не работала, но было разрешено принимать от родственников вентиляторы. Скинулись мы, у кого в семьях были деньги, затянули в камеру четыре больших офисных напольных вентилятора. Включили — ещё хуже стало. Но нашлись среди арестантов инженеры, и даже один авиастроитель с дипломом МАИ, они сказали: а вы неправильно делаете. Не надо поток воздуха себе в морду направлять. Наоборот, надо всю технику поднять на окна, и установить строго на вытяжку, чтобы плохой воздух выгонять, а хороший, свежий — сам заползёт. Потому что убивает не жара, а сырость и недостаток кислорода. Так мы и сделали. В то лето надзиратели корпусные, если к нам заходили, с уважением говорили, что на нашем этаже у нас самая прохладная камера.

С тех пор я инженеров ещё больше зауважал.

Не болейте, берегите себя. "

Дядя с семьей живет в новостройке. Дому всего пара лет, квартир очень много, большинство соседей друг друга если и знают, то только в лицо. Однажды звонит в дверь мужик — так и так, я ваш сосед, Саня из 123-й квартиры помер, на похороны собираем. Дядя машинально дал сотню и только потом сообразил, что не знает никакого Саню. А позже и узнал, что нет такого человека, в той квартире вообще женщина живёт. И что многие повелись и сдали. Через несколько дней уже другой мужик приходит - тоже на умершего Саню собирать. Дядя как заорет: "Да задолбал этот Саня каждую неделю умирать, осиновый кол ему вбейте!" А он преподавателем работает, голос хорошо поставлен. Мужик так охренел, что про лифт забыл, с 14-го этажа пешком ломанулся.

Рассказал человек, который 17 лет просидел в сталинских лагерях по политической статье.

Когда в 1953 его освободили, блатные сделали ему прощальный подарок — финку. Он им говорит:

— Ребята, спасибо, но зачем мне нож? Вы же меня знаете, я с ножом не хожу.

А они ему:

— Все правильно. Ты сейчас на Колыме живешь, зачем тебе нож? А завтра ты в Москву уезжаешь, там без ножа шагу ступить нельзя.

Коля — очень большой мужик. Рост — метр девяносто, вес — 160кг; где-то 120, не меньше — "сухой вес". "Пальцы — как микрофоны", если кто помнит Евдокимова и его Серёжу Бугаенко. В молодости прошёл десантуру. Годам к сорока жизнь его привела в США с женой и детьми, где он открыл небольшую строительную компанию. Жена почти не