"Колыма, Колыма, веселая планета!

Двенадцать месяцев зима, а остальное лето"

Рассказано так, что верю. Могу перепутать по мелочи. Но это человек-кремень. Уточнять побаиваюсь. Фиг тогда чего еще расскажет.

Поэтому сразу скажу, что я выдумал название должности главного героя. Ни один нормальный человек запомнить его не в состоянии. Допустим, он работал шпиндельмизертрудером. В горнодобывающей отрасли таких должностей полно. Полагаю, они были придуманы еще сподвижниками Петра Великого, для издевательства над забористым немецким языком. Типичный дубовый юмор той эпохи. Назвать такого человека по должности — это все равно что его крепко обматерить. Ржака помогает выживанию в полярные ночи.

Итак, на крупном колымском золотодобывающем прииске работал главным шпиндельмизертрудером некий Петрович. Чел низенький, лысоватый, очень ответственный. Работа его заключалась в том, что он был нужен всему руководству сразу. Типа снабженца. Но не из тех, что дарит блаты и ошивается по командировкам. Полет с Колымы дорого стоит. Петрович должен был собирать и писать заявки на поставки всего необходимого. Отправлять их по почте и выслушивать потом мнения разгневанных коллег, почему что-то задержалось.

Это занятие находилось в резком контрасте с ликующим настроением рабочего состава прииска. Лихие это были люди. Ох[рен]евали от заработков и ближайших перспектив загула на теплых морях. Заезжали месяца на три, больше не выдерживала человеческая природа. "Я на Вачу ехал плача, возвращаюсь хохоча! "

В отличие от работяг, старавшихся потом забыть эпизод работы на прииске как самый страшный сон их жизни, был там и постоянный персонал — всё руководство и несчастный Петрович. Им был положен увеличенный отпуск. Но Петровичу его никак не давали. Петрович был позарез нужен всем.

"План горит, подожди еще две недели, сейчас никак! "И так годами.

Однажды Петрович задумался и устроил спектакль, который этот прииск запомнил навсегда.

Под конец очередной планерки он положил директору на стол очередное заявление об отпуске. Тот принялся его читать со скукой. Подбирал новые аргументы, почему сейчас — ну опять никак. Но тут у него выпучились очи.

— Петрович, ты совсем еб@нулся, что ли?! Какой такой на хер "декретный отпуск по закону"?! Он же только бабам положен!

О эта ответная речь Петровича. Цицерон рядом не ночевал.

— Не, а чё? Меня постоянно [дол]б@т директор. [дол]б@т начальник треста. [дол]б@т Министерство. [дол]б@т все кому не лень начальники отделов. Но почему только мозги?! Я хочу и личной жизни! Я хочу ребенка! Я хочу нормальной семьи! Вот, читайте!

Бац на стол газетная заметка. Надо же, в Москве начались операции по смене пола. Директор, прих[рен]ов, зачитывает ее вслух. Петрович:

Ребята, я вас всех люблю! Сдружился за годы! Но я хочу быть нормальной, верной женой. А не каким-нибудь там групповым пи[тух]ом! Вернусь законной женщиной — да вы все ко мне в очередь выстроитесь! Кавалеры хреновы! Со своими букетами. А я вот выберу себе только самого-самого лучшего!

Директор в светлом а[ут]е подписал заявление. Но вычеркнул про декрет. Сказал Петровичу печально:

— Пол менять тебе пока рано. Бери отпуск за всё просроченное время. И не возвращайся нафиг, пока не найдешь себе жену!

Эпиграф: "если в детстве ты мечтал о велосипеде, а сейчас у тебя Бугатти с шофером... то у тебя все равно в детстве не было велосипеда".

Смотрю, по телеку начали усиленно снимать про советскую эпоху. Некоторые сериалы прямо интересны. И хотя находишь там кучу несоответствий, но веселее смотреть все же их, а не свихнувшихся политкомментаторов.

Интересный факт: из учебников истории известно, что первым организованным выступлением рабочих в России была Морозовская стачка, — забастовка рабочих на фабрике Морозова в Орехово-Зуеве (в будущем Орехово-Зуеве, конечно). В СССР стачку приписывали революционной агитации, реальной причиной была система драконовских штрафов, введённая Морозовым. Штрафовали за всё: за громкий разговор, за неснятую перед начальством шапку, за оспаривание выписанных штрафов. В итоге штрафы съедали всю зарплату. Большинство рабочих были старой веры, как и хозяин, они посчитали, что Морозов ведёт себя не по-людски, и отказались выходить на работу. На фабрику приехал Владимирский губернатор, поговорил с рабочими, и сказал хозяину: "Тимофей Саввич, рабочие правы. Отдай им их деньги". Но Морозов был упрям, вызвал казаков, которые быстро отправили рабочих на рабочие места. Инициаторов стачки отдали под суд. Суд присяжных их оправдал! Для фабриканта это был такой удар, что он отошёл от дел и быстро умер. Вот так.

Собираем подписи под документом по проекту в большой государственной организации. Чиновники, ясное дело, народ специфический, просто так никто ничего не согласует, всю душу вынут, наплюют туда и обратно запихают. Поэтому согласовывать отправили нашего лучшего продажника, он боец ММА, 140 кг+, большой и до жути обаятельный. Часть подписей собрана, доходит он до одного начальника (№1). Заходит к нему в кабинет, садится на стул, кладёт на стол документы — подпишите. В кабинете также находится руководитель (№2) того, кому принесли на подпись. Начальник №1 капризничает, не хочет подписывать, звонит ещё выше — "самому главному" (№3), типа, "что за лыжню мне принесли?". Главный ему говорит: "Я в курсе, не выпендривайся, подписывай". Но начальник №1 капризничает и пытается откосить от ответственности, типа, "надо поизучать... ", "зайдите потом... ", "у меня сейчас совещание будет...". В итоге, несмотря на все увещевания, наотрез отказывается подписывать. Нам подпись очень нужна именно сегодня, наступает неловкая пауза.

И тут наш продажник, ёрзнув на стуле, ломает его пополам! Все в кабине в шоке. Руководитель №2 подбегает к столу и со словами: "Я сейчас всё подпишу! " подписывает за своего подчинённого документ. Продажник спокойно забирает документ и молча выходит из кабинета.

К слову сказать, это был уже третий стул, который он сломал за время согласования проекта. И ещё два стола...

Не то, чтобы смешно, просто запомнился эпизод.

Путешествовали с приятелем по Волге в районе Углича. Зашли в деревню, в магазине кой-чего купить.

Слышим, на улице лошадь скачет. Вышли. По деревенской центральной улице скачет натуральный ковбой. Одет как ковбои в вестернах, шляпа, шпоры. В левой руке что-то блестящее болтается. Подскакал, в туче пыли остановился. С лошади не то, чтобы слез, скорее навернулся, но на ногах устоял. Блестящее оказалось авоськой с пустыми бутылками. Очень нетвердой походкой вошел в магазин.

Продавщица пустые бутылки куда-то под прилавок сунула, а авоську наполнила полными, с каким-то дешевым вином. Ковбой расплатился, зигзагом вышел на улицу, повесил авоську на седло... и рухнул рядом с лошадью.

Мы досматривать не стали, пошли в магазан. Выбрали, что надо, расплатились, полюбопытствовали, что вообще там продается, короче, вышли через минут пятнадцать-двадцать.

Ковбой к этому времени стал подавать признаки жизни. Встал на четвереньки. По лошади карабкаясь, занял вертикальное положение. Потом долго засовывал ногу в стремя и вдруг резким движением оказался в седле.

Гикнул, что-то, схватил свою авоську и с места поскакал обратно.

Определенно только в седле он был в своей стихии.