Когда мне было лет 11-12, мы с другом детства надевали противогазы без стёкол, чтобы дышать было легче, закутывались в старые простыни и в сумерках спрыгивали с дерева перед прохожими. Так мы делали до тех пор, пока какой-то мужик не обматерили нас и не попытался поймать и отлупить. Мы, конечно, убежали. Я додумалась рассказать родителям, мол, прохожий мужик убить нас мог. "Молодец, мужик, жаль, что не догнал! " – сказал мой папа и отобрал у меня противогаз.

Невозможно в кафе прийти: меню не знают, под диковинными названиями блюд непонятно что скрывается. Куда делись официанты, которые умели посоветовать блюдо? Оставляю хороший чай только тогда, когда на вопрос: "Хочу плотно покушать. Что посоветуете?" — мне могут дать хоть какой-то ответ. "У нас все вкусное", — это не ответ. Зачем вообще идти в общепит, если не нравится работа…

Ужасно огорчает то, что я родилась не в век путешествия землян к другим планетам. Я точно знаю, что мы не одни в этом огромном космосе. Просто есть причина, по которой мы ещё одиноки. И явно я не дождусь той самой встречи. И это одна из самых грустных мыслей за всю мою жизнь.

Моя лучшая подруга старше меня на три года, поэтому, когда мы были подростками, я чувствовала себя скорее ее младшей сестрой — она была старше, умнее в силу возраста. Мы повзрослели, разница стерлась. Но я как пряталась за нее в прямом и переносном смысле, так и прячусь, так и остаюсь для нее маленькой. Она прикрывает меня перед родителями, кормит, просит учиться на ее ошибках, а не на своих.

Она бегает под дождем босиком, фальшиво поет и не стесняется этого, рисует людей в метро и дарит им рисунки, покупает себе цветы, учится на врача и сходу запоминает вещи, которые я совершенно не понимаю. Она покупает яблоки у бабушек, выращивает фиалки на подоконнике, пишет стихи и вяжет шарфики. Она умеет подобрать слова в любой ситуации, может приехать посреди ночи, потому что мне стало плохо. Она даёт советы так, что мне кажется, что у нее за плечами целая жизнь, а не двадцать два года.

Она мечтает о большой собаке и грезит северным сиянием и морем, катается по городу на самокате и фотографирует для меня котов в чужих окнах. Она потрясающая, и мне хочется рассказать о ней всему миру. Хочется, чтобы она помнила, какая она потрясающая. Но стоит ей сказать — она только грустно улыбается и говорит: "Наверное", — неловко пожимая плечами. Но я все сделаю, чтобы она поверила.