Одно из самых сильных потрясений в моей жизни, было знакомство с рядовым Адижоновым.

Было это в конце восьмидесятых, когда жители кишлаков служили в Советской Армии. Рядовой Адижонов был одним из них, обычный невысокий узбек, не говорящий на русском.

По службе мы не пересекались, он служил в роте охраны, а я — аэродромного обслуживания. В какой-то момент Адижонов стал известен в батальоне своим собственным пониманием русского языка. То есть, он чистосердечно считал, что мат — это обычные разговорные слова. Например, он не знал слова "удивился", его с успехом заменяло "ох[рен]ел". Вопрос "зачем? " звучал как "на х[рена]? " "Врать, обманывать, говорить впустую" — "пи@деть" и так далее.

Например, только Адижонов мог поинтересоваться у дежурного по части:

— Таварыщ прапщик, я наряд прышел, сталовый нэ кушал, на х[рена] пы%дышь?

И все это совершенно обыденно, с честными глазами. Когда вокруг смеялись, удивленно оглядывался, поправлений не понимал. В батальоне сначала возмущались, потом махнули рукой.

В тот день был мой последний наряд, завтра я демобилизовался. Не спалось. В час ночи, я, помдеж по роте вышел покурить. На крылечке стоял и дымил рядовой Адижонов. Я подошел и хлопнул его по спине:

— Ну че, земеля, завтра домой еду. А тебе тут еще пол-года херачить, братан. Понимаешь? Да ни х[рена] ты не понимаешь....

— Пол-года ху%ня, — отозвался вдруг Адижонов.

— Полтора прослужили, еще пол-года как-нибудь протянем. Да, земеля?

Сигарета едва не выпала у меня из пальцев. Я медленно повернулся и встретил веселый взгляд раскосых глаз.

Адижонов говорил на русском не хуже меня. За полтора года службы об этом никто не догaдался. Так и оставили его, туповатого, в покое. То-то он над всеми прикалывался. Не знаю, как каким-то там десантникам и спецназовцам, а Адижонову будет о чем дома порассказать.

А вы говорите — узбек...

Турция, Стамбул. Поехали отдыхать с мужем. Проснулась в один день с сильнейшей болью в животе, аппендицит, увезли в госпиталь, сделали операцию. Все это время муж сокрушался обвинениями в испорченным отдыхе, даже не стал ждать меня с операции, потому что была оплачена экскурсия. Я уже не говорю о криках по поводу денег за медобслуживание.

В госпитале не было разделения на палаты, большие помещения со шторками-ширмами между. За соседней ширмой девочка из России, кажется, упала откуда-то, переливание крови нужно было. Столько слов поддержки от ее подруги, она не отходила от кровати, кровь свою на переливание предоставила, так радовалась, что теперь у них одна кровь на двоих. Ни одного упрека. Постоянно спрашивала, не хочет ли подруга раньше уехать, ведь она уже билеты посмотрела, ничего страшного, что имеющиеся пропадут.

Лежу одна, слушаю их разговоры и реву. И за них рада, и за себя жуть как обидно.

Лежал у нас в госпитале один майор. Крутой военный, пара командировок в Афганистан, пара ранений, пара контузий, серьёзный такой короче мужчина. Ещё у него вследствие ранения была парализована правая рука. А к нам в хирургию он заехал с элементарным аппендицитом. Операция была назначена назавтра, соответственно вечером дежурная медсестра должна была

Как меня "разводили" по телефону

Утро, выхожу из дома, чтобы ехать на работу.

Звонок. +7978...

Ну, мало ли. Принимаю звонок.

Какая-то женщина плачет нечеловеческим голосом. Красиво так, с душой плачет. Явно театральную студию посещала. Кричит:

"У меня беда! В аварию попала! Голову разбила! Помоги мне! "

Признаться, я слегка растерялся. Умеют же позвонить тогда, когда голова занята больше тем, чтобы все нужные бумаги в портфель сложить и флешку не забыть в карман сунуть.

"Кто это? " — спрашиваю.

"Как?! Ты меня не узнаёшь? Это же я! "

Ну, "Я" так "Я". Хорошее имя. Главное, оригинальное.

Кричу в ответ: "Тётя Люся, ты?! "

Не спрашивайте, почему Люся. Сам не знаю.

Отвечает: "Да! Это я! В травму меня отвезли! Тут за всё платить надо... "

Тогда стараюсь сделать голос трагическим и спрашиваю:

"Тётя Люся! Как ты умудрилась голову разбить? Мы же тебя две недели как похоронили. .. "

Пауза. Отбой. Больше не звонили.

Владислав Русанов

Занятия по минно-взрывному делу у нас вела "приглашенная звезда" — полковник Вино... дов, которого мы называли "Бонд", за его манеру представляться: "Вино... дов. Полковник Вино... дов". Вообще-то, он преподавал в военном училище, но училище "арендовало" у нашей части полигон, а часть "арендовала" у них преподавателя.

Не знаю, кто придумал эту хитрую схему, комбат или училищное руководство, но факт — преподавали у нас этот предмет на уровне высших учебных заведений Минобороны, или даже лучше, потому что Бонд любил говорить: "Я вам даю более углубленную программу, чем курсантам, потому что они будут офицерами, и руководить издалека, а вам во все это руками лезть. "

Первое занятие проходило в учебном классе. Бонд, представившись в своем фирменном стиле, поставил дипломат на стол и, потерев руки начал: — В японском фольклоре есть весьма интересные и самобытные монстры. Например Сагари — лошадиная голова свисающая с ветки дерева в лесу. Или Сиримэ — призрак с глазом в жопе. Хитоцумэ-кодзо выглядит как лысый и одноглазый мальчик, а Хоонадэ — призрачные руки летающие отдельно от хозяина.

Точно утверждать не буду, но есть подозрение, что причиной появления столь странных существ стало то, что японцы достаточно рано переняли у китайцев порох. Итак, тема нашего первого занятия: "Техника безопасности при обращении с взрывчатыми веществами. "