"Ах, Моська знать она сильна, коль лает на слона".

И. А. Крылов

Бык и моська. Рассказ старшего товарища.

В те далекие времена мой приятель был ещё не замечательным терапевтом, а 14-летним Колей, любившим посидеть с папой на бережку следя за поплавком, на костре сварить уху из улова и отобедать на природе.

Как-то, медитацию с удочкой нарушили 2 катера причалив рядом. Они были огромны и нестандартны (Николай позже узнал характеристики и происхождение), с 120-ти сильными газоновскими движками, сделанные полулегально на автозаводе и торгуемые по себестоимости или дарившиеся начальству.

С посудин высыпал многочисленный десант из женщин, детей, глав семейств и маниакально злой собачонки, готовой искусать и облаять весь мир, но крохотной на радость окружающих (аналогия с бодливой коровой). Были выгружены припасы и 20-ти местная армейская палатка, быстро установленная общими усилиями.

По утру рыболовы застали купающихся и загорающих чад и домочадцев без мужиков, ушедших на охоту. Расположились, закинули удочки. Постукивал дятел, свистели птички – ничего не предвещало... Бредущее колхозное стадо под присмотром пастуха и свирепого бычары с пирсингом в сопящих ноздрях и глазами, налитыми кровью, довершало идиллию. И, все бы ничего, но моська попутав слона с быком (почти одних габаритов), зная из классики о своём беспределе, заблажила истошным лаем. Оказалось, что квёлое хоботное не дурное парнокопытное — рогач услышав снизу звук, не видя источник, со злостью пошел на него, на что моська возмущаясь грубым нарушением жанра, негодуя над тупостью животного, не чтящего заповеди Ивана Андреевича, скользнула в палатку – бык за ней.

Что творилось в шатре можно только догадываться — треск, звон посуды давал примерное представление. Вскоре палатка осела обрисовав контур животного, продолжавшего в ужасе метаться, обессилевшего и жалобно мычавшего. Пастух в оцепенении смотрел на действо не зная, что предпринять – бык задыхался, надо было спасать жизнь, и, тогда, Колин папа предложил вырезать кусок палатки в области головы несчастного, что и было сделано.

Вечером пришедшие с охоты хозяева, увидев разгром, в ярости хотели пристрелить говядину, но это чревато — все таки кооперативная собственность — племенник цены немеренной... Как быть? Ситуация патовая — бык хочет освободиться, но не подпускает к себе. У компашки была канистра со спиртом на всякий пожарный – мало ли... тут, она и пригодилась – решено было напоить зверюгу. Соорудив импровизированную кружку Эсмарха, к шлангу присобачили длинную металлическую трубку прочную и негнущуюся, чтоб ввести ее подальше в глотку и удерживать. Процесс пошел — понемногу вливая разбавленный спирт следили за реакцией тельца, который сначала перестал мычать, затем расслабился, недоуменно поводил осоловевшими глазами и задремал.

Уже ночью, едва растолкав полорогого алкаша, пастух уводил страдающего от похмелья быка на заплетающихся ногах под торжествующий аккомпанемент моськиного брёха, провожаемый матерными напутствиями.

На другой день, утром, телега, с ушедшими вечером на разборки мужиками, выгрузила их, в алкогольной коме с сумкой полной денег за испорченное имущество и отдых, на берег, где немного очухавшись и побросав в лодки раздавленные ружья, отчалили восвояси.

Мораль: не надо заводить или брать в поход образованных мосек.

Оделся как-то Петр 1 в солдатский мундир да и зашел в кабак. Видит: сидит за столом печальный солдат.

— Что с тобой, братец? — спрашивает царь — Друг у меня помер, — отвечает солдат. Пожалел его Петр и вопреки обычаю велел целовальнику подать две чарки водки. Выпили царь с солдатом, и захотел солдат отблагодарить своего

Конец апреля. На телефон приходят смс-оповещения об акциях в магазинах обуви. Я мысленно окидываю взглядом свой гардероб и понимаю, что не мешало бы приобрести... Собираюсь. На звук возни в прихожей выходит из кухни жующий муж и интересуется:

— Ты куда собралась?

Я, надевая кроссовки:

— В магазин.

— За продуктами? — уточняет муж.

Я не успеваю ответить, как он продолжает:

— А чего у нас нет?

Я, надев обувь, выпрямляюсь:

— А у нас нет туфель...

Мария Гамильтон была казнена ещё при Петре Первом за детоубийство, но голова её хранилась долгие годы заспиртованной в стеклянном сосуде. Казалось бы, что может случиться с заспиртованной головой?

Но однажды голова пропала. Как оказалось, какой-то неразборчивый матрос употребил спирт по прямому назначению, а голову попросту потерял.

Когда головы хватились, найти её не было никакой возможности. Обратились к команде стоящего на причале у Кунсткамеры корабля с просьбой вернуть голову. Матросы великодушно согласились, но затем корабль ушёл, а голова так и не была возвращена. Моряки вернулись только через год, привезя с собой три головы убитых ими басмачей, кои и были предложены взамен утерянной головы Гамильтон.

ЛЕСТНИЦЫ-УБИЙЦЫ

В тёмные зимние вечера XVII века, когда дома освещались только чадящими факелами да крошечными свечами, лестницы представляли собой смертельную угрозу.

Их строили крутыми, узкими, без перил, с неровными ступенями.

Это было не небрежностью. Это был расчёт.

Лестницы строили такими нарочно — чтобы в случае нападения на дом враг, запнувшись, с треском скатился вниз. Хозяева знали каждый выступ, каждую коварную ступень наизусть; чужаки — нет.

Но время шло, и с нападавшими в домах стали бороться реже. Зато лестницы остались прежними.

Ночью, когда хозяева спускались в темноте к кухне за водой, под ногами хрустели половицы, сквозняк гасил свечу, и шаг влево или вправо мог стоить жизни.

Многие смерти в домах тех времён объяснялись не болезнями, а падением с лестницы.

В одной только Англии XVII века лестница была одной из самых частых причин случайной смерти — почти наравне с утоплением.

И всё потому, что идея комфорта — строительства безопасных, широких, освещённых лестниц — казалась тогда прихотью, недостойной серьёзного дома.

В домах того времени передвигались тихо, цепко держась за стены. И каждый шаг вниз был маленькой битвой за жизнь.