Очень много лет назад одна моя подруга-художник впервые приехала в Германию, но не успела провести и двадцати четырех часов на немецкой земле, как откуда-то из глубины её организма вдруг посыпались камни, и подругу с температурой, рвотой и прочей дрянью под вой сирен умчали в университетскую клинику города Майнца. Там ей вкололи обезболивающее, она пришла в себя, открыла глаза, огляделась и немедленно зажмурилась снова, ослепленная абсолютной сияющей красотой вокруг. "Я умерла, — подумала она, — и всемилостивейший Господь отправил меня в рай".

Один за другим в ее палату входили белоснежные викинги. Викинги были душераздирающе молоды, высоки, статны, голубоглазы, русы, мускулисты, от висящих на их шеях стетоскопов сами по себе расстегивались пуговицы на блузке, а их белые халаты небрежно прикрывали интеллигентностью мужественность. Викинги брали подругу за руку, проверяли пульс, измеряли давление, они расспрашивали ее о самочувствии, они ставили капельницы и заботливо советовали побольше пить. Минус был один: от переизбытка в организме головокружительных эмоций камень тут же расщепился на молекулы, раскрошился на атомы и унесся прочь, и подругу через два дня из университетской клиники выперли, хотя она умоляла позволить ей остаться там навсегда, лежать на высокой кровати, со слабой улыбкой протягивать спасителям холодные пальцы, и пусть бы на ее бледных щеках, тревожа врачей, вспыхивал и вспыхивал лихорадочный румянец.

С тех пор прошло много лет, но легенда о викингах в белых халатах прочно закрепилась в сообществе художников-постановщиков театра кукол.

Спустя четверть века другая моя подруга, тоже по стечению обстоятельств художник-постановщик, приехала к нам в Германию работать и в какой-то момент с неизвестными и таинственными симптомами воспаления на ноге оказалась в больнице города Оффенбурга. От предвкушения она была почти что в обмороке, шутка ли, двадцать лет тайных грез, и вот они, высокие двери, ведущие в райские кущи, сейчас они распахнутся, и тридцать витязей прекрасных…

Но белые двери наконец-таки распахнулись, и через них в комнату колобком вкатился маленький кривоногий кореец, лысый, зубастый, до жути страшный и злой, как черт.

(Весь ковидный год мы с Димой и детьми прожили в Корее, там нас отвезли в местную больницу, чтобы сдать ПЦР-тест, мрачная корейская тётка с размаху сунула мне палку в нос, а когда я инстинктивно отшатнулась, схватила меня сзади за волосы и ткнула вперёд, и тут я поняла, что в Корее врачи пациентов любят без увертюры.)

Подругину ногу кореец осматривал, ворчливо приборматывая. Потом щелкнул челюстью и завопил: "Воспаление не находить, находить варикозное расширение, а почему находить? Потому что очень много лишний вес, потому что каждый хотеть на диване лежать, шоколад кушать, телевизор смотреть, а надо вставать спорт делать каждый день и ходить тысяч шагов, и нет много жрать, тогда и в больницу не ходить, и еще чулки специальные носить и не говорить истории! Еще вопросы спрашивать? "

Мы в ужасе сказали, что ещё вопросы спрашивать не имеем, но тут кореец случайно посмотрел в окно, с тоской увидел, что вместо небоскребов родного Сеула там карлятся опостылевшие особняки южнонемецкого барокко, вспомнил, что у тутошних дикарей свои ритуалы, повернулся к нам и, радушно оскалившись насколько мог, сообщил: "Хорошего дня! "

И выкатился вон.

"В детстве, — сказала подруга, — я однажды шесть часов стояла в очереди за сгущёнкой. И представляешь, сгущёнка кончилась как раз на мне. Вот и викинги тоже кончились…"

История не моя.

"У меня дед был ведущим хирургом, работал по 16-18 часов, дома его редко видели.

Когда пациентов теряли, он приходил, садился в кресло напротив стены и смотрел в одну точку в полной тишине.

Тяжело ему было, бабушка рассказывала что поначалу приходил молодой парень и плакал навзрыд, потом стал просто молча сидеть.

Когда говорят, что врачи привыкают к потерям, то я понимаю, что возможно и привыкают, но не все.

Деда своего помню, придет, обнимет всех, сядет в кресло и сидит один, только нам детям можно было его тревожить, просто потому что мы маленькие были, не понимали, нас не ругали, что мы к нему подходим и он всегда с теплотой говорил "устал я, внучка, давай поиграем позже".

Сидел, а потом спустя какое-то время звал бабушку и просил принести ему кружку кофе, мы все знали, если дед пьет кофе, значит кого-то сегодня не стало. "

— Куришь?

— Курю. – так уж сложилось, что попробовал с шести лет и так по сегодня и не бросил. Да и не планировал. Хотя, особенно в детстве перепадало мне за это частенько. Уж чего только старший братан не придумывал чтобы отучить меня от этой пагубной привычки. Каким экзекуциям я только не подвергался. А сейчас думаю, что это все из-за

Житель подмосковного города Пушкино любил развлекаться: звонил в "Скорую", называл свой адрес и сообщал, что человек повесился.

Дождавшись приезда медиков, он открывал им дверь и мчался в ванную, где действительно вешался — на заранее приготовленной веревке. Ясное дело, его снимали. Врачи уже привыкли. Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока в мае 2007 года на вызов не приехал молодой стажер. Опытный коллега послал стажера наверх одного, не предупредив. После того, как экстремал открыл дверь и умчался вешаться, стажер решил закурить — первый труп в его жизни, надо подготовиться, успокоиться. Пациент-то уже мертв, торопиться некуда.

Больше подобных вызовов в Пушкино не было.

Пришлось побывать вчера у стоматолога. Располосовали десну основательно, кровища льёт. А мне и невдомёк, наркоз-то ещё действует. Иду это себе пешочком домой, только удивляюсь, чтойта вдруг некоторые гражданки на меня косятся, а то и в сторону шарахаются. Да и мужики как-то настороженно взирают... Ну, да и наплевать.

Получил заодно по пути в "Озоне" японскую мини-ножовочку, размером и форматом с нож. Поймал дикий взгляд сотрудницы ПВЗ, но уже не очень-то и удивился – видать, попривык по пути. Вскрыл пакет, а ножичек-пила этот без чехла, острый, в сумку просто так не сунешь. Ну, ничего, так, открыто в руке его несу. Процент шарахающихся встречных почему-то резко возрос.

Во дворе у дома встретил соседку, так она прям ахнула. Видел бы ты, говорит, себя со стороны. Рожа вся как есть кровью перепачкана, рот и зубы вообще красные, из угла рта струйка алая бежит. И сам – с ножичком в руке.