Из жизни знаменитостей VIP

В десять утра выезжаете - в три часа дня приезжаете. Такая арифметика.

- Федя, с@ка лысая, ты же сказал час езды, - спрашиваю я у навигатора.

- В пределах галактики, - уточняет Бондарчук и говорит : «Поехали! »

- Куда ? - уточняю я

- Отсюда, - уточняет Федя и я вижу, как зелёный треугольник на электронной карте быстро удаляется в сторону города.

На даче хорошо.

- Посмотри, какой чудесный гамак, - радостно говорит папа, - лёг в него и лежи, загорай.

Я послушно ложусь в гамак и загораю до тех пор, пока муравьи не начинают меня кусать. Никто же не виноват, что на участке нет двух подходящих деревьев, на которые гамак можно было бы подвесить. Поэтому он удобно лежит на траве, и с него невозможно упасть и сломать ногу. Это плюс.

На даче полезно.

- А какой чудесный воздух ! - продолжает радоваться папа. Сиди в кресле и дыши. Одно удовольствие!

Папа прав - второе удовольствие здесь обнаружить сложно.

На даче большое хозяйство.

Клубника - папина гордость.

- Ты знаешь, какая здесь клубника? - кричит папа, - знаешь? В стакан всего две штуки помещается! Не веришь ? Доказать? Нет, доказать?

Папа скрывается в доме и возвращается с пустым стаканом.

- Вот в этот, - говорит он и даёт мне внимательно рассмотреть стакан из своих рук.

Дача - это весело. Кроме клубники на даче есть яблони, крыжовник, цветы, шмели, слепни, шершни, пчелы, осы, мухи и комары. И если яблоки с крыжовником ещё только собираются распуститься, то слепни и мухи сделали это давно.

Когда отбиваешься от слепней, можно избить себя до полусмерти.

Со стороны это смотрится очень смешно. Сначала я хохотал над папой, потом папа хохотал надо мной. Очень весело, хотя об этом я уже написал, но решил повторить, чтобы поднять вам настроение.

Загоревший и отдохнувший, я иду в дом. У меня тихий час. Я располагаюсь на диванчике, который много лет назад родители поставили для меня, пока я болтался между детством и отрочеством. Мне на нем очень удобно. Только ложиться надо по диагонали, чтобы ноги не упирались в стену и не раскачивали дом. Ведь много лет назад я был хоть и немного умнее, но гораздо короче.

Впрочем, и об этом я уже как-то писал, но ваше настроение для меня - превыше всего !

с мамой, весь день рыдала взахлеб, а к вечеру начала задыхаться. Мы вызвали скорую, которая бесконечно долго не приезжала. В общепринятых единицах эта бесконечность равнялась, наверное, получасу или даже меньше, но когда у тебя на руках вот-вот задохнется двухлетний ребенок, время течет по-другому.

Я вышел с дочкой во двор, сел на лавочку на детской площадке перед подъездом. Мне казалось, что отсюда я раньше увижу скорую, да и дочке станет легче на свежем воздухе. Она действительно перестала плакать, но дышала по-прежнему тяжело, с жуткими хрипами. И тут меня окликнул очень знакомый голос. Я поднял голову и увидел Татьяну Друбич.

Сейчас, может быть, не все помнят эту актрису, она почти не снимается. Но тогда был пик ее популярности, только что вышли «Асса» и «Десять [мав]ритят». А для меня она была еще… как объяснить? Ну, знаете, как те, кто в 13-14 лет посмотрел «Гостью из будущего», фанатеют по Наташе Гусевой? А на мои 13-14 пришлись «Сто дней после детства» с четырнадцатилетней Друбич. Без сомнения самая красивая девочка советского кино, именно ее я представлял себе в подростковых грезах. И вот она стоит передо мной во плоти и спрашивает, как дела у Лены, родила уже или еще нет.

Я знал от жены, что Друбич водит дочку в детсад поблизости и иногда гуляет с ней после садика на нашей площадке. Но меня она видела впервые – то есть не только выделила Ленку среди других мамочек и запомнила, что ей скоро рожать, но и узнала дочку, которая сидела уткнувшись мне в грудь, завернутая в одеяло. Уже уровень Киану Ривза плюс 10, но это только начало.

Друбич кивнула на дочку и спросила, что с ней. Я поморщился – какое ей, популярной актрисе, дело до наших плебейских проблем? – и неохотно ответил:

– Плохо дышит, ждем скорую.

– Давайте я ее посмотрю, – вдруг сказала Друбич. – Я доктор.

И в доказательство достала из сумочки стетоскоп. Я ничего не понял. Какой доктор, почему вдруг доктор? Но покорно дал ей осмотреть девочку.

– Это астма, – постановила Друбич. – Но не бойтесь, приступ не сильный, от такого не умирают. Посадите ее вот так (она показала), сожмите грудную клетку вот здесь и спокойно ждите скорую. Всё будет хорошо.

От ее уверенных слов я успокоился, дочка переняла мое спокойствие и стала дышать ровнее. Вскоре приехала скорая. Оказалась и правда астма. Она потом сопровождала дочку долгие 13 лет, до нашего переезда в США, и там бесследно прошла. То ли вызывавший ее аллерген остался в нашей московской квартире, то ли в целом нью-йоркская экология настолько лучше московской.

Потом я прочел, что Татьяна Друбич действительно не только актриса, но и врач. Окончила мединститут, параллельно со съемками вела прием в районной поликлинике. То-то, наверно, пациенты удивлялись. Вот такие у нас бывают артисты, куда там Киану Ривзу.

и вижу: навстречу идёт Де Ниро. В смокинге, с двумя бугаями охраны по бокам.

Бугаи в костюмах, проводки из ушей, все всерьез. А кругом - зеркала, вазы, роскошь, ковры... И я в рассеяности гляжу на приближающегося Де Ниро и пытаюсь понять: что за фильм? И никак не могу вспомнить. А это же, со всей очевидностью, кино - смокинг этот, Де Ниро, охрана... Сейчас распахнется какая-нибудь дверь, и все будет, как мы любим - автоматная очередь, кровь на стенах, разлетающиеся вазы... Но что за кино-то?

Секунд только через пять я в своём перегретом состоянии соображаю, что это не кино, а гостиница "Балчуг" - и живой Де Ниро, настоящий, не целлулоидный. Гость Московского международного фестиваля. А между нами уже метров пять, и бугаи резко прибавляют шаг, чтобы не допустить встречи Де Ниро со звездой (российского телевидения).

Я, конечно, поднимаю руки, делаю шаг с сторону и встаю у стеночки с открытым в изумлении ртом.

И Де Ниро (который с такой изумленно-счастливой реакцией на себя знаком, к тому времени, уже четверть века), проходя мимо меня на крейсерской скорости, успевает развести руками и улыбнуться этой своей классической улыбкой: рот оскален, глаз почти не видно. Типа: да, парень, ты не ошибся, это я.

Совершенно непобедимое обаяние там, конечно. Топка, которую он ведь даже и не включил толком - с чего ему меня обаивать? А меня буквально окатило теплом...

Я еще подумал потом, придя в себя: бедные бабы. Это ж как этому сопротивляться? Зачем сопротивляться - это другой вопрос, но - как?

чувство решимости: откажут или нет, но будь что будет. Он решительно протянул руку к звонку и несколько раз нажал кнопку. Но когда дверь открыла молодая и очень красивая девушка, Говард неожиданно растерялся. От недавней уверенности не осталось и следа. Просто ему стало стыдно просить у нее пищу. И тогда он, запинаясь от волнения, сказал: – Можно… попросить у вас… стакан воды? Девушка поняла, что юноша голоден и принесла ему большой стакан молока. Говард медленно выпил его и спросил: – Сколько я вам должен? – Вы ничего мне не должны, – ответила девушка. – Моя мама учила меня никогда ничего не брать за добрые дела. – В таком случае – сердечно вас благодарю! – ответил он.

Когда Говард Келли вышел из ее дома, он чувствовал себя не только крепче физически, но и морально. Теперь он был уверен: пока на свете есть такие щедрые и добрые люди, все будет хорошо!

Прошло много лет. И вот однажды одна молодая женщина, жительница этого города, серьезно заболела. Местные врачи не знали, что делать. В конце концов они решили послать ее в большой город на обследование к опытным специалистам. Среди приглашенных на консультацию оказался и доктор Говард Келли. Когда он услышал название городка, из которого приехала эта женщина, его лицо оживилось. Он сейчас же поднялся и пошел в ее палату. Женщина, устав с дороги, спала. Врач тихо вошел в палату и сразу же узнал ее. Да, это была она – та самая девушка, которая когда-то угостила его стаканом молока. Изучив историю ее болезни и данные результатов анализов, лицо врача помрачнело:

«Она обречена! » Доктор вернулся в свой кабинет и некоторое время сидел молча, о чем-то размышляя. Он думал об этой женщине, о своем бессилии помочь ей, о несправедливости судьбы. Но чем больше он думал, тем тверже становился его взгляд. Наконец он вскочил с кресла и сказал: «Нет, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы спасти ее! ».

С этого дня доктор Говард Келли уделял больной пациентке особое внимание. И вот после почти восьми месяцев долгой и упорной борьбы доктор Келли одержал победу над страшной болезнью. Жизнь молодой женщины теперь была вне опасности. Доктор Келли попросил бухгалтерию госпиталя подготовить ему счет за лечение. Когда ему принесли счет, сумма, которую должна была уплатить за свое излечение женщина, была огромна. И не удивительно – ее, можно сказать, забрали с того света. Доктор Келли посмотрел на счет, взял ручку, что-то написал внизу счета и попросил отнести счет в ее палату.

Получив счет, женщина боялась его развернуть. Она была уверена, что всю оставшуюся жизнь ей придется не покладая рук работать, чтобы его оплатить. В конце концов, пересилив себя, она открыла счет. И первое, что бросилось ей в глаза, была надпись, сделанная рукой и располагавшаяся прямо под строчкой

«Оплатить».

Надпись гласила:

“Полностью оплачено стаканом молока. Доктор Говард Келли”.

принц выпустился оттуда в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк корнетом. В 1904-м году тогда ещё поручик Чакрабон познакомился с Екатериной Десницкой, в 1906-м году тайком обвенчался с ней в Константинополе и повёз новобрачную в Бангкок знакомится с родителями. Родители, прямо скажем, разгневались, принца с женой погнали со двора и пару лет держали в опале, до рождения сына Чулы Чакрабона. История известная, не раз описанная, по книге принцессы Нарисы Чакрабон даже поставили балет "Катя и принц Сиама".

Но впрочем, песня не о нём.

Странствовать с принцем Чакрабоном отправился его одногодка-компаньон, мальчик из хорошей семьи по имени Най Пум. В Пажеском корпусе они учились вдвоём, в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку тоже служили вместе, регулярно обедали с царской семьёй в Зимнем дворце, посещали дворцовые балы. Mожно цинично предположить, что в обязанности компаньона входило информировать сиамскую королевскую семью о настроениях их сыночка, служа ему конфидентом по особым поручениям и телохранителем. Но в 1903 г. Най Пум "завалил службу", ненароком приведя его высочество в великосветский салон Елизаветы Храповицкой на улице Моховой. Оттуда наши сиамцы уже не вылезали: Най страстно влюбился в саму Елизавету, несмотря на её мужа и 25 лет разницы в возрасте; а Чакрабон там встретил ненаглядную Катю.

Вероятно, извещённый заранее о принцевой константинопольской эскападе, верный конфидент ничего хорошего для себя не ждал: в марте 1906 г. он срочно съехал жить из посольства Сиама на Моховую, к Елизавете, и срочно подал Николаю II прошение о принятии в российское подданство. Посольство Сиама получило приказ о его аресте, велась оживлённая переписка между монаршими дворами: "... поступок его послужит дурным примером другим сиамцам, получающим образование в Европе. " Однако в декабре 1906 г. сиамский подданный Най Пум получил российское гражданство и сменил веру, крещёный в православие под именем Николай. Крёстным отцом стал император Николай II, крёстной матерью Е. Храповицкая. Дипломатический кризис спустили на тормозах.

Первую Мировую войну Николай Николаевич Най-Пум начал в чине штаб-ротмистра, командуя эскадроном гусар. Командовал, выживал и отличался в делах против неприятеля. Летом 1917 г. получил чин полковника и оставил полк, не желая присягать новому правительству. Тем же летом увёз из Питера Храповицкую, но территорию бывшей Российской империи экзотическая пара покинула только в 1919 году, эвакуируясь из Одессы в Марсель с французскими войсками.

Она умерла в 1935-м, он в 1947 г. , мемуаров не оставили. Поэтому н? откуда узнать, как и когда бравый полковник произвёл неизгладимое впечатление на М. Булгакова:

"... на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч, длинный, каких уже нет ни в одной армии со времен крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком".

В 1810 году по приказу Александра I был учреждён новый законосовещательный орган - Государственный совет, призванный заниматься разработкой законов во всех сферах жизни. Госсовет состоял из четырёх департаментов под предводительством видных сановников: князя Петра Васильевича Лопухина и графов Петра Васильевича Завадовского, Николая Семёновича Мордвинова и Алексея Андреевича Аракчеева. Каждый из них - человек, по-своему, незаурядный. Завадовский, первый министр просвещения, при котором в стране появились гимназии, уездные училища и народные школы, возглавил департамент законов. Мордвинов, автор солидных научных трудов по экономике и финансам, стал председателем департамента государственной экономии. Лопухин, отец фаворитки Павла I, Анны Гагариной, получил в управление департамент гражданских и духовных дел. Аракчеев, реформатор отечественной артиллерии, начальствовал в военном департаменте. Госсовет, созданный на волне либерализма для проведения реформ, без согласия царя не мог ничего сделать, и, следовательно, был обречён. Его работе мешала чехарда перестановок: Мордвинова, то назначали, то снимали с должности, Лопухин по очереди руководил всеми департаментами, кроме военного ("Как музыке идти? Ведь вы не так сидите"! ). Неэффективность Госсовета была замечена согражданами, а когда они прочитали "Квартет", сразу же узнали в Медведе - внушающего всем страх Аракчеева, в Осле - Завадовского, известного своим упрямством, в Козле - волокиту Лопухина, а в мартышке - англомана Мордвинова. То-то смеху было!

нахулиганил, ‐ учителя даже не пытались найти виновного, директор сразу говорил:

– Крамаров! Завтра приведёшь отца и мать.

Когда в пионерский лагерь, по воскресным дням, приезжали родители, мамаши обычно говорили своим детям:

–Сыночек! Дай мне слово, что с этим, ‐ тут мамаши указывали на меня, ‐ ты водиться не будешь. От него хорошему не научишься.

А когда я прибыл в армию для прохождения службы, опытный старшина посмотрел на меня и сказал:

– Ну, этот с гауптвахты вылазить не будет.

Мой первый режиссёр никогда не служил в милиции, но стоило ему взглянуть на меня, как он сразу определил моё амплуа. Я сыграл хулигана и бездельника, владельца злополучного мотоцикла в фильме "Прощайте голуби! ". Трудно было работать над ролью. Ведь как это ни парадоксально, я с самого детства не был знаком ни с одним хулиганом. Если когда‐нибудь подозрительный тип появлялся на одной стороне улицы, я всегда переходил на другую. Но, попадая на съёмочные площадки, я становился рабом своей фактуры. И мой актёрский альбом становился похожим на пособие для начинающего дружинника.

А ведь знаете, как обидно актёру, которому внушили, что никогда он не сыграет ничего патетическо‐героическо‐трагического! Неужели я не могу сказать: "Быть или не быть? ". Могу! Ещё как могу! Да фактура не та... Не играть мне Гамлета... И Отелло – тоже не играть. Думаете, слабо мне Дездемону задушить? Да я могу это одной левой сделать.

Скажет режиссёр: "Задуши! " ‐ я мигом. Но никогда не сбыться этим мечтам, потому что моя творческая биография написана на моём лице.

Мировая звезда - и какой-то Паустовский?! ( мнение организаторов встречи) Что за бред?! Но всех - на ноги! И к вечеру Паустовского, уже тяжелобольного, наконец, разыскали.

То, что произошло тогда на концерте, стало легендой. На сцену вышел, чуть пошатываясь, старик. И тут мировая звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, - вдруг, не сказав ни слова, опустилась перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями. Платье было узким, нитки стали лопаться и камни посыпались по сцене. А она поцеловала его руку, а потом прижала к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал сначала замер, а потом вдруг - медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! - начал вставать. И буквально взорвался аплодисментами.

А потом, когда Паустовского усадили в кресло и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих тихо объяснила, что самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Константина Паустовского "Телеграмма", который она случайно прочитала в переводе в каком-то немецком сборнике. "С тех пор я чувствовала некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать"